|
– Вот еще выдумали! – Позвольте, позвольте! Выслушайте и судите сами. Заметьте, я на нее клеветать не желаю, я ее даже люблю, насколько, то есть, можно любить женщину; у ней во всем доме нет ни одной книги, кроме календаря, и читать она не может иначе как вслух – чувствует от этого упражнения испарину и жалуется потом, что у ней глаза пупом полезли… Словом, женщина она хорошая, и горничные у ней толстые. Зачем мне на нее клеветать? – Ну! – заметила Дарья Михайловна, – взобрался Африкан Семеныч на своего конька – теперь не слезет с него до вечера. – Мой конек… А у женщин их целых три, с которых они никогда не слезают – разве когда спят. – Какие же это три конька? – Попрек, намек и упрек. – Знаете ли что, Африкан Семеныч, – начала Дарья Михайловна, – вы недаром так озлоблены на женщин. Какая-нибудь, должно быть, вас… – Обидела, вы хотите сказать? – перебил ее Пигасов. Дарья Михайловна немного смутилась; она вспомнила о несчастном браке Пигасова… и только головой кивнула. – Меня одна женщина, точно, обидела, – промолвил Пигасов, – хоть и добрая была, очень добрая… – Кто же это такая? – Мать моя, – произнес Пигасов, понизив голос. – Ваша мать? Чем же она могла вас обидеть? – А тем, что родила… Дарья Михайловна наморщила брови. – Мне кажется, – заговорила она, – разговор наш принимает невеселый оборот… Constantin, сыграйте нам новый этюд Тальберга… Авось, звуки музыки укротят Африкана Семеныча. Орфей укрощал же диких зверей. Константин Диомидыч сел за фортепьяно и сыграл этюд весьма удовлетворительно. Сначала Наталья Алексеевна слушала со вниманием, потом опять принялась за работу. – Merci, c’est charmant[34], – промолвила Дарья Михайловна, – люблю Тальберга. Il est si distingu?[35]. Что вы задумались, Африкан Семеныч? – Я думаю, – начал медленно Пигасов, – что есть три разряда эгоистов: эгоисты, которые сами живут и жить дают другим; эгоисты, которые сами живут и не дают* жить другим; наконец, эгоисты, которые и сами не живут и другим не дают… Женщины большею частию принадлежат к третьему разряду. – Как это любезно! Одному я только удивляюсь, Африкан Семеныч, какая у вас самоуверенность в суждениях: точно вы никогда ошибиться не можете. – Кто говорит! и я ошибаюсь; мужчина тоже может ошибаться. Но знаете ли, какая разница между ошибкою нашего брата и ошибкою женщины? Не знаете? Вот какая: мужчина может, например, сказать, что дважды два – не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два – стеариновая свечка. — 128 —
|