|
– A! Constantin! – проговорила Дарья Михайловна, как только Пандалевский вошел в гостиную, – Alexandrine будет? – Александра Павловна велели вас благодарить и за особенное удовольствие себе поставляют, – возразил Константин Диомидыч, приятно раскланиваясь на все стороны и прикасаясь толстой, но белой ручкой с ногтями, остриженными треугольником, к превосходно причесанным волосам. – И Волынцев тоже будет? – И они-с. – Так как же, Африкан Семеныч, – продолжала Дарья Михайловна, обратись к Пигасову, – по-вашему, все барышни неестественны? У Пигасова губы скрутились набок, и он нервически задергал локтем. – Я говорю, – начал он неторопливым голосом – он в самом сильном припадке ожесточения говорил медленно и отчетливо, – я говорю, что барышни вообще – о присутствующих, разумеется, я умалчиваю… – Но это не мешает вам и о них думать, – перебила Дарья Михайловна. – Я о них умалчиваю, – повторил Пигасов. – Все барышни вообще неестественны в высшей степени – неестественны в выражении чувств своих. Испугается ли, например, барышня, обрадуется ли чему, или опечалится, она непременно сперва придаст телу своему какой-нибудь эдакий изящный изгиб (и Пигасов пребезобразно выгнул свой стан и оттопырил руки) и потом уж крикнет: ах! или засмеется, или заплачет. Мне, однако (и тут Пигасов самодовольно улыбнулся), удалось-таки добиться однажды истинного, неподдельного выражения ощущения от одной замечательно неестественной барышни! – Каким это образом? Глаза Пигасова засверкали. – Я ее хватил в бок осиновым колом сзади. Она как взвизгнет, а я ей: браво! браво! Вот это голос природы, это был естественный крик. Вы и вперед всегда так поступайте. Все в комнате засмеялись. – Что вы за пустяки говорите, Африкан Семеныч! – воскликнула Дарья Михайловна. – Поверю ли я, что вы станете девушку толкать колом в бок! – Ей-богу, колом, пребольшим колом, вроде тех, которые употребляются при защите крепостей. – Mais c’est une horreur ce que vous dites l?, monsieur[33], – возопила m-lle Boncourt, грозно посматривая на расхохотавшихся детей. – Да не верьте ему, – промолвила Дарья Михайловна, – разве вы его не знаете? Но негодующая француженка долго не могла успокоиться и всё что-то бормотала себе под нос. – Вы можете мне не верить, – продолжал хладнокровным голосом Пигасов, – но я утверждаю, что я сказал сущую правду. Кому ж это знать, коли не мне? После этого вы, пожалуй, также не поверите, что наша соседка Чепузова, Елена Антоновна, сама, заметьте, сама, мне рассказала, как она уморила своего родного племянника? — 127 —
|