– Ежели вашему здоровью поскорея, – ломаясь, бывало излагает предводитель целой толпы покровцев человеку, который нарочно приехал к ним из города на лодке по какому-нибудь делу, – ежели теперича поскорея вам надыть, то ближе, как двадцать пять… то бишь… шестьдесят рублев нам взять нельзя… Этаким вот манером! Проговорив с полным апломбом эту речь, покровец оглядывался на своих товарищей, как бы спрашивая их: «ловко ли?» Но товарищи сами смотрели на него недоумевающими глазами и тоже как бы спрашивали: «нешто столько?» Общее недоумение разрешалось обыкновенно тем, что приезжий, изумленный глупостью обывателей, не сказав ни слова, только плевал на их речи и, не помня себя от негодования, шел назад в лодку. – Назад поезжай! – говорит он гребцам, и те берутся за весла. При виде этого покровцы начинали понимать, что попали «не туда»; они сразу снимали шапки и, толпой придвинувшись к берегу, оробевшими голосами кричали отъезжавшему: – А ваша цена какая будет? Ваше сиятельство! Говорите вашу цену. – Я с дураками, – доносилось из лодки, – разговаривать не хочу! Тут всеми покровцами овладевал панический страх; сразу поняв, что они дураки, и видя этих дураков один в другом, они принимались осыпать друг друга ругательствами и пинками и, как испуганное стадо, бросались к воде, а иные вбегали по колено и даже по шею в воду и орали… – Двадцать… Пятнадцать, господин!.. – Десять… Пя-а-а-а-ть!.. – Я с дур-рраками, – гремел с лодки ответ, – и говорить-то не буду!.. – Три-и-и… два-а-а… – вопияли покровцы, захлебываясь и утопая. – Рубль! – наконец с насмешкой отвечали с лодки, и на этот рубль бросались все. – Я-я-я-я… – гудели над рекой, перемешиваясь с бранью, крики дравшихся и утопавших покровцев. Задумав ограбить и нажиться, сразу там, где этого сделать невозможно, покровец доводил, таким образом, цену своего труда чуть не до нуля. Он это донимал и хотел поправиться… – Так за рубль? – спрашивает его воротившийся приезжий. – Да уж… – бормочет он и робко шепчет: – за два с подтинкой… уж… – Как за два с полтинкой? Полтинника не дам! – Ну, извольте, извольте. – Не дам! – Ваше сиятельство! Ваше благородие!.. Со зла приезжий человек был неумолим, и Покровскому обывателю приходилось брать за труд уж настоящий нуль… – Как перед богом, перед создателем скажу, – окончив работу, клянчил покровец пред нанимателем; – как есть – ни крохи не осталось… Лошадей задрал… Всю дорогу, сам суди, на одном кнуте; ехал… Чисто подохнуть таперчи… Яви божескую милость!.. заставь бога молить. — 191 —
|