Стало мне очень покойно… Любо мне было, завалившись с женой на кровать, проспать до утра, потом отправиться с требой, поесть, попить и воротиться с деньгами… Серьезно вам говорю – есть, знаете ли, жрать – было приятно. Выпьешь водки, поешь и ляжешь… Вот какое животное… Разговаривать идешь к отцу Ивану и тут тоже хорошо проводишь время… Сидит какой-нибудь гость с загорелым лицом, с талией, перетянутой ремнем, человек, очевидно, практический (у отца Ивана знакомые всё – практичные люди), и ведет какой-нибудь разговор, ну, например, такой… – И стал он, как полая вода, ездить на лодке по моему лугу и рыбу ловить… Думаю, ведь луг-то мой… да и вода-то, стало быть, хошь она и полая – тоже моя, ежели она на моей земле, а следовательно, и рыба ведь тоже моя… Так ли я говорю? – Тва-ая! чистое дело, твоя! – глубоко убежденно вторит отец Иван. – Н-ну, – продолжает собеседник: – ну, судари мои, думаю, ведь надо бы мне с него взыскать?.. За рыбу-то… Думал, думал – нет! Поймать ежели – насильство!.. Честью говорить – не даст ни копейки!.. Что же ты думаешь? Замирали мы с отцом Иваном в такие минуты. Ожидаешь какого-то чуда, чего-то восхитительного… А восхищал нас процесс поимки рубля, который, по-видимому, совершенно не дается… – Что ж ты думаешь? Ведь придумал!.. Тут обыкновенно рассказчик останавливался, он знал, что доставляет нам удовольствие, что длить это удовольствие – вещь приятная, и приостанавливался. Вся потная от жару и от чаю, попадья наливала новые чашки, батюшка вскочил и захлопнул дверь, чтобы не мешали цыплята, и все приготовилось слушать, у всех настоящая жажда, даже в горле саднит от предстоящего удовольствия. Наконец рассказчик начинает, но не сразу. – Думал, думал, – говорит он опять: – ничего не придумал, не выходит! так ежели взять – попадешься, а так – промахнешь!.. Что тут делать?.. Советовался там-сям… Заплатил одному адвокату три рубля… Помямлил-помямлил – путевого ничего нет… Погоди ж, думаю! Опять перерыв, с самым напряженным ожиданием. – Взял я… – по словечку, точно по золотому, даря нас, медленно и отчетливо говорил рассказчик: – взял я и засадил луг-то яблонями… пять яблоночек посадил… – А-а-а… – шипит отец Иван, прищуривая глаз и догадываясь. – И вышел у меня, – тоже шопотом, тихо-тихо и тоже прищуривая глаз, захлебывается рассказчик: – и выш-шел у меня – сад! – Хха! – точно к студеному ручью припадая в жгучей жажде, издает стец Иван. – Да как пришла полая-то вода, – возвышая голос с каждым следующим словом, продолжает рассказчик: – да как поехал он, судари вы мои, по лугу-то лодкой, и наткнись на дерево, да и сломай!.. — 105 —
|