Были и небылицы. Сборник

Между тем челядь толстого пана, отпрягши и расседлав лошадей, стреножив их и пустив на траву, собралась около кашевара, который, разведя большой огонь под открытым небом, готовил обед. Несколько медных котлов привешено было над огнем на железных присошках; большие кастрюли и сковороды шипели на угольях, и голодная челядь, облизываясь, жадно на них смотрела.

В это время подошел туда нищий, который, прихрамывая, брел по дороге. Он остановился перед кружком, собравшимся около огня, или, справедливее, около кушанья, и жалобным голосом проговорил нараспев: «Православные христиане! сотворите милостинку, Христа ради!»

– Какой тебе милостинки от нас! – молвил один из хлопцев. – Мы сами смотрим на чужой обед, а глотаем только дым.

– Много вас, попрошаек, по большим дорогам, – прибавил другой. – Об вас-то и думать, когда самим есть нечего.

– Пан наш так добр, что, верно, не откажет тебе в рублевике, – подхватил третий с лукавым видом. – А у него их очень много: видишь ли этот окованный сундук, позади рыдвана? Там есть чем наделить всех нищих в свете. В рыдване и того больше: там четыре шкатулки с червонцами, с дорогими перстнями и самоцветными каменьями. Да в той фуре, что стоит с краю от рыдвана, найдется другого-прочего тысяч на несколько. Попытайся: может быть, он тебе и уделит часточку.

Нищий, казалось, ловил на лету слова болтливого слуги. Может быть, он сравнивал бедную свою участь с богатым состоянием толстого пана; только заметно было, что он как будто бы что-то соображал или рассчитывал.

В эту минуту подбежали туда молодые панычи. «Зачем здесь этот бродяга?» – закричал старший.

– Оставь его, брат, – сказал младший, – он нас позабавит. Эй, ты, калека! умеешь ли играть на волынке?

– Не умею, добродию, – отвечал нищий.

– Ну так пой и пляши! – подхватил младший паныч.

– Я стар и слаб, петь мне не по силам, а плясать могу ли я с хромою моею ногою и увечным телом?

– О, так ты еще и упрямишься! – завопил старший брат. – Только со мною даром не разделаешься: ты у меня запляшешь и через палку… Брат! возьми у псарей арапник и подгоняй этого урода, а я буду держать палку: пустяка через нее поскачет!

При сих словах он вырвал клюку из рук нищего, и сей, от нечаянное потрясения, упал на землю и закричал громким болезненным голосом. Оба молодые шалуна стояли над ним и хохотали во все горло; малодушная челядь, из угождения ли своим панычам или по врожденной жестокости, тоже смеялась над бедняком.