– А ведь русский народ именно добрый народ! – говорит Иван Фомич, который, как любитель отечественной старины (он в свое время, служа в департаменте, целый архив в порядок привел), сгорает нетерпением навести разговор на прежнюю тему. – Кроткий народ! – подтверждает генерал Голубчиков. – И терпелив-с! – отзывается командир. – Н-да; этакой народ стоит того, чтоб о нем позаботиться! – говорит генерал, и в глаза его внезапно закрадывается какое-то удивительное блаженство, чуть-чуть лишь подернутое меланхолией, как будто он в ту же минуту рад-радехонек был бы озаботиться, но это не от него зависит. – В нынешнем году все пайки простил-с! – вмешивается командир. – Все? – спрашивает Голубчиков, вконец побежденный таким великодушием. – Решительно все-с! – Какая, однако ж, похвальная черта! – Желательно было бы, знаете, изучить его, – предлагает Иван Фомич. – То есть в каком же это смысле? – Ну там… нужды… желания… – Гм… я, однако ж, не думаю, чтоб это могло принести ожидаемую пользу. – Почему же, ваше превосходительство? – А потому, ваше превосходительство, что тут нет именно того, что мы, люди образованные, привыкли разуметь под именем нужд и желаний. – Согласитесь, однако ж, что нужды и желания могут рождаться не только сами по себе, но и посредством возбуждения, ваше превосходительство! Оставьте, например, меня в покое – ну, я, конечно, не буду иметь ни нужд, ни желаний, а предпиши-ка мне кто-нибудь: «Ты, любезный, обязан иметь нужды и ощущать желания»… поверьте, ваше превосходительство, что те и другие явятся непременно! – Все это очень может быть, но позвольте один нескромный вопрос: лучше ли будет? – Если ваше превосходительство изволите рассматривать вопрос с этой точки зрения… – Не видим ли мы примеров, что желания только отравляют жизнь человека? – Этого, конечно, нельзя отрицать-с… – Не встречаем ли мы на каждом шагу, что те люди самые счастливые, у которых желания ограниченны, а нужды не выходят из пределов благоразумия? – Это всеконечно-с… – Следовательно, ваше превосходительство, на это дело надо взглянуть не с одной, а с различных точек зрения… Иван Фомич соглашается безусловно, и разговор, по-видимому, истощается. Сознаюсь откровенно, мы не недовольны этим. Уже давно заглядываемся мы на зеленые столы, расставленные в зале, а искренний приятель мой, Никита Федорыч Птицын (званием помещик), еще полчаса тому назад, предварительно толкнув меня в бок, сказал мне по секрету: «Что за чушь несут наши генералы! давно бы пора за дело, а потом и водку пить!» И хотя я в то время старался замять такой странный разговор, но внутренно – не смею в том не покаяться! – не мог не пожелать, чтоб Иван Фомич как можно скорее согласился с генералом и чтоб все эти серьезные дела были отложены. — 80 —
|