|
Петров . Даже очень можно-с! Кирхман . Или вот пример еще более практический. Бывало, когда губернское начальство требует от суда каких-нибудь очень неприятных объяснений, я всегда поручал объясняться этому секретарю. Я делал это в том уважении, что господин секретарь имел дарование писать столь обширно и столь непонятно, что губернское начальство удовлетворялось немедленно. Петров . Как же! как же! Бывало, мы так и говаривали ему: напиши-ка, брат Иван Дорофеич, объясненьице да с приплетеньицем! Кирхман . Не можем ли мы, господа, и из этого примера извлечь для себя поучение? Примогенов . Ничего, можно! Петров . Даже очень можно-с! Кирхман . Итак, господа, в настоящем положении дела я еще не вижу причины огорчаться. Я думаю, что не только следует безусловно исполнить желание нашего достойного представителя, но не мешало бы даже для вида прикинуть что-нибудь! Так, самую малость… по части чувств! Примогенов . Букетами, то есть, пустить! Петров (окончательно повеселев, почти визжит ). А потом оставить все по-прежнему! Кирхман . Ибо прежде всего надобно смотреть на дело прямо, не пугаясь его. Если вообще во всяком предмете есть своего рода мягкое место, то отчего же и здесь ему не быть? Примогенов . Это совершенно справедливо. Кирхман . А если есть это мягкое место, то зачем же нам заранее тревожиться опасениями, быть может, и воображаемыми? Не лучше ли приступить к делу с легким сердцем и устроить таким образом, чтоб все осталось по-прежнему? Антонова . Ах, как это хорошо! Я уж теперь начинаю чувствовать, как все это во мне дрожит! Кирхман . Это оттого, сударыня, что вы благодетельствовать очень любите. Антонова . А что вы думаете, Андрей Карлыч! Я вот иногда сижу одна и все думаю, и все думаю! Что вот у нас и курочка-то есть, и поросеночек-то есть, и всего-то довольно, и всем-то мы изобильны, а у них ничего-то, ничего-то этого нет! Нет, как ни говорите, а это ужасно! Примогенов . Вот оно что значит немецкая-то нация! Куда бы мы делись без немцев! Сейчас Андрей Карлыч все разрешил, даже Степаниду Петровну в чувство привел! Антонова . Меня, Разумник Федотыч, в чувство очень привести можно! Ах, кабы кто только знал! Ах, кабы кто только знал! Все-то это во мне ослабло! Ничего-то во мне крепкого нет! Кирхман . Стало быть, разногласия нет, господа? Все . Согласны! согласны! Петров . Позвольте, надо у Ивана Фомича мнение спросить. Антонова . Да уж отстань, стрекоза! что его, убогого, трогать! Иван Фомич! Иван Фомич! Сидоров пробуждается и смотрит кругом с изумлением. — 251 —
|