– Прах побери, да и совсем! – восклицала она восторженно, – пусть все пойдет прахом; пусть все пойдет прахом! В этот же день, вечером, по отъезде Грузилова, когда девка Маришка доложила барыне, что постелька их уж готова, Прасковья Павловна взглянула на нее как-то особенно кротко и сказала: – Нет уж, Мариша, я разденусь сама! где мне тебя беспокоить… поди почивать! – Маришка остановилась в недоумении. – Или тебе меня жалко? – продолжала Прасковья Павловна, – ну, что ж, если у тебя такое доброе сердце, что ты хочешь раздеть свою барыню – раздень, я препятствовать не стану! Ночью привиделся Прасковье Павловне сон. Снилось ей, будто она пожалована в скотницы и доит преогромную корову. Только доит она и никак не может ее выдоить, а между тем сзади стоит Порфишка и приговаривает: «Доить тебе всю жизнь и не отдоиться, доить и не отдоиться!» Она будто бы хочет вскочить и замахнуться на Порфишку – не тут-то было: ноги словно приросли к земле, хотя самое ее так и подмывает, так и подмывает. – Это, матушка, значит, деньгам переводу не будет, – объяснила ей ключница Акулнна, которой она имела привычку сообщать свои сны. – Ах, уж какие теперь, Акулинушка, деньги! – сказала Прасковья Павловна и потихоньку при этом вздохнула. Надо, однако ж, сознаться, что в девичьей не преминули воспользоваться нравственной переменой, происшедшей в Прасковье Павловне. По уверению Акулины, девки совсем от рук отбились, а Порфишка безвыходно поселился в девичьей и с утра до вечера тем только и занимался, что играл в гармонию и нашептывал девкам любезности, от которых они мгновенно шалели. Однако Прасковья Павловна только покачивала головой, когда ей докладывали обо всех этих беспорядках, и, не делая никаких распоряжений, уныло говорила: «Это еще что! дай сроку, и не то еще будет!» Одним словом, из прежней деятельной и бойкой барыни Прасковья Павловна превратилась в какую-то институтку-мечтательницу: по целым дням просиживала у окна, взглядывая в безграничную даль, и томно при этом вздыхала… Однажды ей доложили, что пришел староста. – Ну, что, Авенирушка, скажешь? – обратилась она к нему, – барыню, что ли, свою старую вспомнил? – Хлеб, сударыня, весь измолотили. – Ну, спасибо тебе, Авенирушка! спасибо вам, мои голубчики, что старую барыню не оставляете! – Куда завтра народ гнать прикажете? – А куда гнать? известно, куда нонче всех гнать велят!.. Нет, Авенирушка, я нонче приказывать не могу… приказывайте лучше вы мне! — 233 —
|