|
– Отчего ж вы его не смените? – Несколько раз предлагал, да нейдет! То у него, как нарочно, Амальхен напоследях ходит, то из деток кто-нибудь… ну, и оставишь из жалости… Нет, это верно уж предопределенье такое! Буеракин махнул рукой. – А ведь мизерный-то какой! Я раз, знаете, собственными глазами из окна видел, как он там распоряжаться изволил… Привели к нему мужика чуть не в сажень ростом; так он достать-то его не может, так даже подпрыгивает от злости… «Нагибайся!» – кричит. Насилу его уняли!.. – А староста у вас каков? – Он у меня по выбору… – Зачем же вы ему не поручите управления, если он человек хороший? – Да всё, знаете, говорят, свой глаз нужен… вот и навязали мне этого немца. – Федор Карлыч пришли! – доложил Павлуша. Вошел маленький человек, очень плешивый и, по-видимому, очень наивный. По-русски выражался он довольно грамотно, но никак не мог овладеть буквою л и сверх того наперсника называл соперником, и наоборот. – А! Федор Карлыч! – сказал Буеракин, – ну, каково, mein Herr, поживаете, каково прижимаете? Как Амалия Ивановна в ихнем здоровье? – Gut, sehr gut[146]. – Это хорошо, что гут, а вот было бы скверно, кабы нихт гут… Не правда ли, Федор Карлыч? Буеракин видимо затруднялся приступить к делу. Я взялся было за фуражку, чтоб оставить их вдвоем, но Владимир Константиныч бросился удерживать меня. – Нет, вы пожалуйста! – шептал он мне торопливо, – вы не оставляйте меня в эту критическую минуту. Я остался. – Ну, так как же, Федор Карлыч? кофеек попиваем? а? – На все свое время, – отвечал Федор Карлыч. – Да, да; это правда… Немцы, знаете, народ пунктуальный; во всем им порядок нужен… – Вам угодно было меня видеть? – перебил Федор Карлыч сухо. – Да; знаете, Абрам Семенов ваш соперник… Абрам Семенов, наскучив дожидаться в передней, вошел в это время в комнату. – Я уж распорядился, – сказал Федор Карлыч. – То есть как же вы распорядились? – Он весьма требует розга, – отвечал Федор Карлыч хладнокровно, – розга и получит… – Нет, уж это, видно, отдумать надобно, – заметил Абрам Семеныч, злобно мотая головой, но как-то сомнительно улыбаясь. – Розга и получит! – повторил Федор Карлыч твердым и ясным голосом. – Однако за что же? – проговорил Буеракин, видимо смущенный решительным тоном немца. – Он меня «колбаса» сказал! – угрюмо сказал Федор Карлыч. — 217 —
|