|
– Стало быть, и мой визит на вас такое же впечатление сделал? – Да, именно в этом приятном смысле. Старое вспомнилось. Но скольких мы безобразий с тех пор были свидетелями! чего наслушались! насмотрелись! – Не знаю. Разве что-нибудь особенное произошло? – Помилуйте! Начать хоть бы с «меньшего брата» – неужто это не безобразие?! А устность и гласность? а обличения? а скорый и милостивый суд? Наконец: интеллигенция, обеспеченность, самоуправление, легальность, правовой порядок, иллюзии, золотые мечты, надежды, упования, перспективы… вон ведь сколько! И все это мы видели собственными глазами, слышали собственными ушами!! – Так что ж такое! ведь не ослепли и не оглохли! – Но зато нанюхались. Нет, это не так. Пошлости-то надо оставить. Уши выше лба не растут. Хоть шилом шиты, а все-таки в каком ни на есть государстве живем. Да-с, в государстве-с. Он делался краток и начинал впадать в учительный тон. И смотрел на меня уж в упор, как будто понял, где раки зимуют. – Вам, может быть, неприятен этот разговор? – инсинуировал он ехидно. – Помилуйте! да мне-то что ж! Наплевать – только и всего! – смалодушничал я довольно развязно, – сегодня – гласность, завтра – безгласность, сегодня – перспективы, завтра – каменный мешок… сколько угодно! Помните, как в каком-то водевиле поется: Так и эдак, и вот эдак, И вот эдак, и вот так! – Всячески хорошо. Не понимаю, вы-то из чего беспокоитесь? Однако ж развязность моя не только <не> пленила его, но даже заставила слегка нахмуриться. – Ну, так давайте об другом… – сказал он после короткой паузы. – Помните, как мы в Р** жили – ведь хорошо тогда было… право! Начали припоминать, но вспомнилось немногое. Прежде всего из глубины прошлого выплыла хорошенькая мадам Первагина, которая любила с мужчинами «картинки» смотреть; потом – старый помещик, который был тем замечателен, что его все звали «белым арапом»; потом – полициймейстер, у которого от умиления расходились сзади фалды, когда он по начальству с докладом являлся. Ничего особенного. Тем не менее мы оба старались испытывать удовольствие и от времени до времени даже хохотали. Вспомнили кстати несколько «щекотливых» дел и опять хохотали. Однако ж разговор оказался до такой степени скудным, что как мы ни длили его, но все-таки в непродолжительном времени стали в тупик. Начали курить папиросы; курили-курили, хлопали друг друга по коленке, смотрели друг другу в глаза, обменивались краткими восклицаниями… ни взад, ни вперед! — 91 —
|