|
А я как вцепился обеими руками в лапу его, так и застыл. И вижу, что у него и изо рта, и из носу, и из ушей – змеи поползли. А сзади – рыла? мохнатые. Хочу крикнуть – язык не поворачивается; хочу крестное знамение сотворить – рук отцепить от него не могу. Наконец, чувствую, что он меня самого за собой куда-то тащит… И представьте себе, в эту самую минуту, как мне уж пропасть приходилось, вдруг, на мое счастие, в кухню петуха принесли! Его на котлеты резать хотели, а он возьми да и запой! Вижу: побледнел мой граф, как мертвец, и зашатался. Шатался-шатался и в одну секунду, в моих глазах, словно в воздухе растаял… Тут только я понял, с каким «графом» я в карты играл. А денежки мои между тем на столе остались. Разумеется, я сейчас же их обобрал и казенный ящик пополнил. А на другой день, на том самом месте, где он метал банк, подковку серебряную двухкопытную нашли. Это, значит, «он» впопыхах с ноги потерял. Подковка эта и теперь у меня хранится, но с тех пор я только пунш пью, а карт в руки не беру». «А вскоре после того и еще происшествие со мной было. Стоял я в это время уж в Киевской губернии, под Чернобылом. Ну, сами молоды, знаете, каково барану без ярочки жить. А Хиври, да Гапки, да Окси так мимо и шмыгают, и все чернобровые. Я в то время песню знал: «И шуме?, и гуде?,* дробен дождик иде?», – сидишь, бывало, на крылечке у хаты и поешь, а они, шельмы, зубы скалят. Одну ущипнешь, другую… Вечером ляжешь спать – смерть! Вот я одну и наметил. – Как тебя зовут? – Наталка. – Знаю. Наталка-Полтавка*…у Нижнем на ярмарци видав… Ну, так как же, Наталочка, будешь, что ли, со мной по-малороссийски разговаривать? – Не знаю, говорит, чи буду, чи нет. Вам, пане, може, паненочку треба? – Ну их, говорю. Що треба, що не треба… у всех у вас секрет-то один. А ты ужо приходи, так я тебе гривенничек пожертвую. Действительно, как только смерклось – пришла. Разумеется, кровь во мне так и кипит. Запаска – к черту, плахта – к дьяволу… и-ах, го-о-лубушка ты моя! И вдруг… чувствую, что сзади у нее что-то шевелится… – Що се таке?? – А это, говорит, фист. – Как фист? – Ведьма же я, милюсенький, ведьма… Вот так праздник! Человек распорядился, совсем уж себя, так сказать, предрасположил – и вдруг: ведьма, фист!.. Являюсь на другой день к полковнику. Докладываю. И что ж бы, вы думали, он мне ответил? – Ах, простофиля-корнет! не знает, что в Киевской губернии каждой дивчине, в числе прочих даров природы, присвояется хвост! Стыдитесь, сударь! — 4 —
|