|
Мы с участием выслушали этот рассказ и искренно пожалели о горькой судьбе Молодкина, который из-за пожаров поставлен в невозможность пользоваться семейными радостями, а следовательно, не может плодиться и множиться*. – Ну, а вы, – обратился к нам Прудентов, – скажите же и о себе что-нибудь, друзья! – Что – мы! Заблудшие – вот мы что?! – отвечал за нас обоих Глумов. – Дворяне… и при сем без выкупных свидетельств! Вот какова наша биография. – Уж будто и совсем без выкупных свидетельств? Прудентов, очевидно, шутил, но я вспомнил, как он, несколько минут тому назад, шевелил носом, и опять струхнул. К счастью, нас избавил от ответа Балалайкин, который в эту минуту как раз подошел к нам на выручку. Он явился во фраке, в белом галстухе и – по какому-то инстинктивному заблуждению – в белых нитяных перчатках. Словом сказать, хоть сейчас бери в руки блюдо и ступай служить у Палкина. При этом от него так разило духами, что Глумов невольно воскликнул: – И что? это у тебя за гнусная привычка, Балалайкин, всякий раз в Екатерининском канале купаться, перед тем как в гости идти! – Это? – Violettes de Parme[19] – вот какие это духи! – солгал Балалайкин и так неожиданно поднес обшлаг рукава к носу Очищенного, что тот три раза сряду чихнул. Очевидно, Балалайкин разоделся на том основании, что рассчитывал, что его сейчас же припустят к двоеженству, – и потому когда узнал, что речь идет только о предварительных действиях, то немедленно снял нитяные перчатки и начал лгать. – Помилуйте! – жаловался он, – ничего толком рассказать не умеют, заставляют надевать белые перчатки, скакать сломя голову… Да вы знаете ли, что я одной клиентке в консультации должен был отказать, чтоб не опоздать к вам… Кто мне за убытки заплатит? – Ну, что? еще! Сложимся по двугривенному с брата – вот и убытки твои! – утешал его Глумов. – Нет-с, тут не двугривенным пахнет-с. Во-первых, я вообще меньше ста рублей за консультацию не беру, а во-вторых, эта клиентка… Это такая клиентка, я вам скажу, что ей самой сто рублей дать мало! – Стало быть, из Фонарного переулка? – полюбопытствовал Молодкин. – Там уж откуда бы ни была, а есть такая клиентка. А кроме того, у меня сегодня третейский суд… как я решу, та?к и будет!* – Соломон!* – Соломон не Соломон, а тысячу рублей за решение пожалуйте! Очень возможно, что Балалайкин пролгал бы таким образом до утра, но Глумов, с свойственною ему откровенностью, прекратил его излияния в самом начале, крикнув: — 89 —
|