|
– Голубчик! да разве с нашей стороны бывало когда-нибудь препятствие? – Итак, определение найдено. Теперь необходимо только таким образом этот вход обставить, чтобы никто ничего ненатурального в нем не мог найти. И знаете ли, об чем я мечтаю? нельзя ли нам, друзья, так наше дело устроить, чтобы обывателю даже приятно было? Чтобы он, так сказать, всем сердцем? чтобы для него это посещение… Глумов затруднился; Очищенный подсказал: – Все равно, что? гость пришел… – Вот-вот-вот! Да и гость-то чтоб дорогой, желанный. Жених. – Но ежели действие происходит ночью? – рискнул я возразить. – Так что ж что? ночью! Проснется, докажет свою благопристойность – и опять уснет! Да еще как уснет-то! слаще прежнего в тысячу раз! – Именно, сударь, так! – подтвердил и Очищенный, – меня, когда я под следствием по делу об убийстве Зона* прикосновенным был, не раз этак буживали. Встанешь, бывало, сейчас это водки, закуски на стол поставишь, покажешь свою совесть – и опять заснул! Однажды даже меня в острог после этого повели – я и там крепко-прекрепко заснул! – Так ты и в остроге был? – Вы меня только спросите, сударь, где я не бывал! – Вот, видишь, как оно легко, коли внутренняя-то благопристойность у человека в исправности! А ежели в тебе этого нет – значит, ты сам виноват. Тут, брат, ежели и не придется тебе уснуть – на себя пеняй! Знаете ли, что? я придумал, друзья? зачем нам квартиры наши на ключи запирать? Давайте-ка без ключей… мило, благородно! – А на случай воров как?? – Гм… на случай воров! Ну, в таком разе мы вот что сделаем: чтобы у всякой квартиры два ключа было, один у жильца, а другой – в квартале! Однако предложение это возбудило спор. Мы возражали оба, но в моих возражениях играло главную роль просто инстинктивное беспокойство, тогда как возражения Очищенного покоились на данных несомненно реального свойства. – А ежели, позволю вас спросить, в квартире-то касса находится? – протестовал он. – Так что ж что? касса! Мы – божьи, и касса наша – божья! – Ну, нет, с этим позвольте не согласиться! Мы – это так! Но касса!! Признаться, и я, вспомнив об оставшихся у меня выкупных свидетельствах, струхнул. – Мы – это так! – повторял я, – что? такое мы? Но… касса!! И, подобно Очищенному, я поднимал вверх указательный перст, с знак неопровержимости довода. Спор завязался нешуточный; мы до того разгорячились, что подняли гвалт, а за гвалтом и не слыхали, как кто-то позвонил и вошел в переднюю. Каково же было наше восхищение, когда перед нами, словно из-под земли, выросли… Прудентов и Молодкин! — 86 —
|