|
– Нет, не самолюбивее, а так как-то… в общежитие, стало быть, вошло. Кабы самолюбие, так он, получивши плюху-то, бежал бы куда-нибудь, а то получит, да так с плюхой и ходит по городу. – Очень нынче в Залупске нехорошо стало! – вздохнула Надежда Лаврентьевна. – Скучно? – Нет, не то чтобы… Балы в собранье бывают… офицеры, пикники устроивают… Нет, мы не скучаем! А так, вообще. – У нас, брат, и в заведении скуки нет! – отозвался Прокоп, – либо у нас гости, либо мы в гостях – где тут скуке быть! А гостей нет – лошадей велишь заложить или варенья спросишь. А теперь вот за границу собрались. Вздумалось съездить – и поедем. – Так это у вас уж окончательно решено? – обратился я к Надежде Лаврентьевне. – Да, решено. Надо же! – Я уже раз шесть за границей был, везде перебывал, – объяснил Прокоп, – а они еще ни разу не были. Ну, и пусть съездят, посмотрят. Нельзя же… – Да, да… Это действительно так… нельзя же! Вот я никогда за границей не бывал и даже намерения не имел, а давеча пришел он – я и раздумался. Надо же, думаю, нельзя же! – Конечно, надо, – подтвердила и Надежда Лаврентьевна. – И прекрасно, брат, вместе все и поедем. Вот и генерал с нами, да еще по дороге кой-кого подходящих подберем – чудесно проведем время!.. – Только вот что: хотелось бы мне прежде хоть приблизительное понятие себе составить, что собственно будем мы делать за границей? – А что прочие делают, то и мы будем. Чай, не арифметике учиться едем. Талеры знаешь, франки знаешь – ну, и всё тут. – Например, начать хоть бы с того, куда мы едем? – Разумеется, сначала в Берлин – там на неделю остановимся. В Берлине можно бы и поменьше побыть, да мне, признаться, Бисмарка показать обещали. – Что ты! Самого Бисмарка? – Да, Иван Карлыч, булочник здешний, обещал. Я, говорит, вам к его камердинеру, Христофору Иванычу, письмо дам, так он его вам за сто марок сколько угодно покажет. А ежели двести марок дашь, так Бисмарк даже на аудиенцию выходит. И тут что хочешь у него проси, потому что он, за аудиенцию, сто марок в свою пользу отсчитывает. – Ах, господи! – Нечего ахать – верно говорю! А ежели сто талеров не пожалеешь, так и на квартиру приедет, – разумеется, ежели ты русский. Потому, русских он любит.* Русские, говорит, – добрый, покорный народ. Как ни привык я к внезапным мыслям Прокопа, но это было так необыкновенно, словно я в армидины волшебные сады* вошел. Я глядел на Прокопа во все глаза, усиливаясь угадать, не предается ли он, по обычаю, своему загадочному юмору, но лицо его сияло таким ликованием, что не могло быть не малейшего сомнения в искренности его слов. Очень даже возможно, что перспектива видеть Бисмарка играла не последнюю роль в его решимости ехать за границу и что он покуда только не мог еще вполне определить себе, по какому разряду он устроит это свидание, то есть за сто, двести или за триста марок. — 248 —
|