|
Такие стихи Хотя и не варяго-росски6, Но истинно немного плоски. И не прощаются в хорошем стихотворении. Поздно я пустился в путь, Ты моя – моею будь! К чему приплетен последний стих? Способ, который употребляет мертвец, чтоб уговорить Людмилу за собою следовать, очень оригинален: Чу! совы пустынной крики! . . . . . . . . . . Едем, едем . . . . . Кажется, что крик сов вовсе не заманчив и он должен бы удержать Людмилу от ночной поездки. И это чу ! слишком часто повторяется: Чу! совы пустынной крики! . . . . . . . . . . Чу! полночный час звучит. . . . . . . . . . . Чу! в лесу потрясся лист! Чу! в глуши раздался свист! Такие восклицания надобно употреблять гораздо бережнее; иначе они теряют всю силу. Но в «Людмиле» есть слова, которые преимущественно перед другими повторяются. Мертвец говорит: Слышишь! пенье, брачны лики! Слышишь! борзый конь заржал, . . . . . . . . . . . . . . . Слышишь! конь грызет бразды! А Людмила отвечает: Слышишь? колокол гудит! Наконец, когда они всего уже наслушались, мнимый жених Людмилы признается ей, что дом его гроб и путь к нему далек. Я бы, например, после этого ни минуты с ним не остался; но не все видят вещи одинаково. Людмила обхватила мертвеца нежною рукой и помчалась с ним: Скоком, лётом по долинам. – Доро?гой спутник ее ворчит сквозь зубы, что он мертвый и что: Путь их к келье гробовой. Эта несообразность замечена уже рецензентом «Ольги» . Но что ж? Людмила, верно, вскрикнула, обмерла со страху? Она спокойно отвечает: Что до мертвых? что до гроба? Мертвых дом – земли утроба . Впрочем, доро?гой Людмиле довольно весело: ей встречаются приятные тени, которые Легким, светлым хороводом В цепь воздушную свились. И вкруг ее: Поют воздушны лики, Будто в листьях повилики Вьется легкий ветерок, Будто плещет ручеек. Потом мертвец опять сбивается на тон аркадского пастушка и говорит своему коню: Чую ранний ветерок . Но пусть Людмила мчится на погибель; не будем далее за нею следовать. * * *Чтоб не нагнать скуки на себя, ни на читателя, сбрасываю с себя маску привязчивого рецензента и в заключение скажу два слова о критике вообще. Если разбирать творение для того, чтобы определить, хорошо ли оно, посредственно или дурно, надобно прежде всего искать в нем красот. Если их нет – не стоит того, чтобы писать критику; если ж есть, то рассмотреть, какого они рода? много ли их или мало? Соображаясь с этим только, можно определить достоинство творения. Вот чего рецензент «Ольги» не знает или знать не хочет. — 180 —
|