[4.] 3– Хлебопчук хороший работник! – с жаром похвалит скупой на похвалу Чернозуб. – Ничего, – снова подтвердит Маров, так же осторожно. – Работник, слава богу, исправный. И тотчас же поспешит переменить тему, заведя деловой разговор о необходимом ремонте. – Поршневые кольца, записал я, сменить, Николай Эрастыч. У заднего тендерного ската, как я докладывал вам, выбоины в четыре с половиной мели?метра – переточить бы бандажи… А в вечернюю пору, сидя с собственным своим помощником за составлением наряда бригад, при чем идет поминовение «вверенных», как за проскомидией, встретится Николай Эрастович с любезной ему парочкой сорокового паровоза и высказывает с отеческим умилением свое удовольствие юному инженеру. – Неразлучны, голубчики! Я всегда, знаете, был того мнения, Михаил Семеныч, что не Маров причина частой смены помощников, а неимение хороших добросовестных работников среди наших шалопаев. – Посмотрите на Хлебопчука! ездит же вот человек пять месяцев с Маровым, и – ни одной жалобы, ни малейшего неудовольствия [с той и с другой стороны ]. Молодец, Хлебопчук! Хлебопчук покорил сурового машиниста сразу, привлек к себе его сердце в первый же день, как поступил к нему под начало. Прибежавши к паровозу чуть не за три часа до расписания, как привык делать это всегда, не надеясь на помощника, Маров нашел, что его машина уже готова к отправлению, и даже глазам не поверил. Вычищен, вылощен, заправлен, бодр и свеж, молодец-паровоз мерно и спокойно щелкает, качая воздух в тормозной резервуар, и радостно вздрагивает, как сытый молодой конь, ожидающий веселой пробежки. Поднялся изумленный, не верящий себе машинист в будку, глянул придирчивым взглядом туда и сюда, потрогал тот и другой краник, – решительно не к чему прицепиться. Слез, обошел своего железного друга кругом, посмотрел на работу Хлебопчука, крепившего гайки у параллелей, – все в порядке, все как следует быть… Нечего и сказать этому новичку[, если не пуститься в неуместные похвалы его внимательности, аккуратности, знанию дела ]. Фонари – хоть сейчас на выставку, их рефлекторы – как серебро, стекла у ламп вычищены до совершенной прозрачности… Даже досада разобрала было в первую минуту от неожиданной необходимости молчать, не ворчать, не скрежетать зубами, даже как-то тоскливо на сердце стало от сознания, что у паровоза и дела нет никакого. Все готово! – садись, машинист, и трогай под нефть, под трубу… – Ну и ладно… Он, брат, порядки-то не меньше вас знает и без машиниста с места не тронется. — 83 —
|