|
Сильвия топнула ногой и сделала шаг к брату. – Я всё про тебя знаю! – зашипела она, глотая слезы. – Всё! Мало того, что ты женился на бульварной дряни, оборвыше, мало того! Ты еще безбожник! Ты никогда не ходишь в церковь! Ты забыл бога! Ты забыл, что во всякую минуту душа твоя готова расстаться с телом и отдаться в руки дьявола! – Дай бог, чтобы все были такими негодяями, как я! – кричал между тем Пельцер. – О! Тогда бы на земле иначе было! Тогда бы не было на земле людей, которым всё нипочем: и имя и честь… Не было бы тех женщин, бульварных потаскушек, которые… Пельцер вдруг замолчал. Он посмотрел на лицо Артура, и ему сделалось страшно. – Так не поступают даже лютеране, как ты поступаешь! – кричала Сильвия. – Мы позвали тебя для того, чтобы дать тебе понять, как ты низок! Ты должен покаяться! Разойдись с ней и… перемени свой образ жизни! Немедля! Слышишь? Понимаешь? – Коли вы придерживаетесь сословных традиций, – сказал глухим голосом Артур, – так знайте же, что барону Артуру фон Зайниц не к лицу входить в какие бы то ни было препирательства с еврейским выходцем из русской Польши и с его женой! Но… снисхожу к вам и задаю один вопрос. Задаю его и ухожу. Что вы скажете мне относительно имения моей покойной матери? – Оно принадлежит Сильвии, – сказал Пельцер, – ей только одной. – По какому праву? – А разве вам неизвестно завещание вашей матушки? – Что вы лжете? Не было никакого завещания! Я знаю это! – Оно есть! – А если есть, так оно подложное! Моя библиотека где? – Она продана за тысячу франков, которые были посланы вам в Париж… – Она стоит не тысячу, а двести тысяч франков! Пельцер пожал плечами и усмехнулся. – Несмотря на всё мое желание, я не мог продать ее дороже. – Кто ее купил? – Я, Борис Пельцер… Артур почувствовал, что задыхается. Он схватил себя за голову и побежал из гостиной. – Воротись, брат! Воротись! – закричала ему вслед Сильвия. Артур хотел не ворочаться, но не смог. Он любил еще сестру. – Покайся, Артур! – сказал Сильвия воротившемуся брату. – Покайся, пока еще есть время! Артур выбежал из гостиной и через минуту, задыхаясь и дрожа от гнева, мчался к воксалу железной дороги. Запершись в купе второго класса, он лег на софу лицом вниз и доехал в таком положении вплоть до самой Вены. В Вене судьба подставила ему другую ножку. Приехав домой, он не застал жены дома. Его горячо любимая жена, во время его отсутствия, бежала к любовнику… Она оставила письмо, в котором просила прощения. Артур был поражен этой изменой, как громом… — 180 —
|