– Как не стыдно, право. Ведь мы к нему в его дворцы не лезем, так почему ж он к нам лезет. Кайзер ты, – так и поступай по-кайзерячьи, а не веди себя, как мелкие комми из базарной гостиницы. – Вот вы говорите – дворцы… Какие там дворцы, когда, говорят, все заложено и перезаложено. Верите ли – исподнее солдатское под видом шутки якобы – под штаны надел, да так и ходить. Стыдобушка! – Слушайте… А нельзя его не пускать в трамвай? – Попробуй, не пусти. Я, говорит, такой же пассажир, как другие! В столовой тоже: я, говорить, такой же обедающий, как другие… А какое там – такой! Все-таки кайзер – жалко – ну, лишний кусок и ввернут или полтарелочки супу подбросят. – А в «Розовом Медведе» все еще живет? – Живет. За последние полмесяца не заплатил. Портье жаловался мне. Напомнить, говорит неудобно, а хозяин ругается. – Положеньице! А кайзер так и молчит? – Не молчит, положим, да что толку… Вот, говорит, выпущу военный заем – тогда и отдам. Что ж военный заем, военный заем. Военный заем еще продать нужно. – Некрасиво, некрасиво. Лучше бы, чем сигары раскуривать – за номер заплатил. – А вы думаете, он свои курит? У него теперь такая манера завелась: высмотрит кого поприличнее и сейчас с разговорчиком: «Далеко изволите ехать?» – «До Пупхен-штрассе, ваше величество». – «А, это хорошо. Кстати: нет ли у вас сигарки. Представьте, свои дома забыл». Жалко, конечно, – дают. Но, однако – сегодня забыл, завтра забыл – но нельзя же каждый день! Мы тоже не миллионеры. – И не говорите!.. С займом тоже: подписался только он сам на полмиллиарда, да дети по сто тысяч. Больше никто. Однако, подписаться подписались, а взноса ни одного еще не сделали. Сухие орехи. Даже задатку не дали. * * *Через два месяца, в общественной столовой: – Послушайте, вы там! Бросьте есть свою гороховую сосиску. Кайзер пришел. Спрячьте ее. – А что, разве неудобно при нем есть? – Не то. А увидит еще да попросить кусочек – вам же хуже будет. – И Боже ж ты мой! Кайзер, кажется, как кайзер, а совсем не по кайзериному поступает. – Довоевались. Начальник станцииЭто был обыкновенный замухрышка начальник станции. Ничего в нем не было замечательного: ни звезда во лбу не горела, ни генеральским чином не был он отличен, ни талантами, ни умом не блистал. И однако же, когда я пришел к нему и сказал: «Прошу пропустить мои вагоны через вашу станцию» – он ответил: – Не пропущу. – То есть, почему это не пропустите? — 37 —
|