|
– Я куплю пару с тем, чтобы ты сам их и съел. – Нет, не надо, я не нищий. Я только торгую… Да купите! Может, знакомому мальчику отдадите. – Эх-ма, уговорил! Ну, давай на керенку, что ли… Володькина мать пришла со своей белошвейной работы поздно вечером… На столе, за которым, положив голову на руки, сладко спал Володька, стояла крохотная елочка, украшенная парой яблок, одной свечечкой и тремя-четырьмя картонажами – и все это имело прежалкий вид. У основания елки были разложены подарки: чтобы не было сомнения, что кому предназначено, около цветных карандашей была положена бумажка с корявой надписью: «Дли Валоди». А около пары теплых перчаток другая бумажка с еще более корявым предназначением: «Дли мами»… Крепко спал продувной мальчишка, и неизвестно где, в каких сферах, витала его хитрая купеческая душонка… Разговор в школеПосвящаю Ариадне Руменовой Нельзя сказать, чтобы это были два враждующих лагеря. Нет – это были просто два противоположных лагеря. Два непонимающих друг друга лагеря. Два снисходительно относящихся друг к другу лагеря. Один лагерь заключался в высокой бледной учительнице «школы для мальчиков и девочек», другой лагерь был числом побольше. Раскинулся он двумя десятками стриженых или украшенных скудными косичками головок, склоненных над ветхими партами… Все головы, как единообразно вывихнутые, скривились на левую сторону, все языки были прикушены маленькими мышиными зубенками, а у Рюхина Андрея от излишка внимания даже тонкая нитка слюны из угла рта выползла. Скрип грифелей, запах полувысохших чернил и вздохи, вздохи – то облегчения, то натуги и напряжения – вот чем наполнялась большая полутемная комната. А за открытым окном, вызолоченные до половины солнцем, качаются старые акации, а какая-то задорная суетливая пичуга раскричалась в зелени так, что за нее делается страшно – вдруг разрыв сердца! А издали, с реки, доносятся крики купающихся мальчишек, а лучи солнца, ласковые, теплые, как рука матери, проводящая по головенке своего любимца, лучи солнца льются с синего неба. Хорошо, черт возьми! Завизжать бы что-нибудь, захрюкать и камнем вылететь из пыльной комнаты тихого училища – побежать по сонной от зноя улице, выделывая ногами самые неожиданные курбеты. Но нельзя. Нужно учиться. Неожиданно среди общей творческой работы Кругликову Капитону приходит в голову сокрушительный вопрос: – А зачем, в сущности, учиться? Действительно ли это нужно? Кругликов Капитон – человек смелый и за словом в карман не лезет. — 305 —
|