|
С таинственным видом приблизился барышник. – Билетиков у кассы не достанете. Желаете у меня? Второго ряда, вместо восьми целковых – десять только и возьму. Пожалуйте-с. В театре Филимон Петрович снова ахнул: – Ваня! Кто это там с хором на сцене на коленках стоит? Неужто-ж Шаляпин?! Ах, голубчик ты мой! Это значит, Высочайшее-то присутствие, а? Что делается… Всё, как раньше… Ах, молодчины американцы! И с переполненным сердцем влез Ваня на стул и завопил радостно: – Товарищи… Нет, извините, к чёрту товарищей… Граждане!! Жертвую от полноты чувств на американский красный крест сто тысяч!! Подошёл капельдинер. Снял Ваню со стула и внушительно шепнул: – Сэр! Вы, очевидно, не рассчитали. Сто тысяч золотом, – а других денег мы не признаём! – там за оградой, будут стоить миллиард вашими… Опомнитесь. И сел Ваня на стул, и горько заплакал Ваня… В красивую, полную пышной грезы и блеска, жизнь – ворвалась пошлая тяжёлая проза, и сразу потускнела вся американская позолота, и сделался жалким комедиантом стоящий на коленях актёр, так великолепно загримированный Шаляпиным… Отрывок будущего романа*(Написано по рецепту «Алой Чумы»)В тысяча девятьсот таком-то году большевики наконец завоевали всю Россию. Вне их власти остался только Крым, который и висел небольшим привеском на неизмеримом пространстве холодной и голодной Совдепии, как болтается несъедобный золотой брелок на огромном брюхе голодного, отощавшего людоеда. Что касается окружающих государств, то они выстроили по всей границе высокую крепкую стену, напутали на гребне ее колючей проволоки и вывесили огромные плакаты через каждые пятьсот шагов: «Вход посторонним строго воспрещается». Совдепия была предоставлена самой себе. Ни ввоза, ни вывоза; ни торговли, ни промышленности; ни законов Божеских, ни законов человеческих; ни наук, ни искусств… Как человеческая голова, которую заботливая рука не стрижет, не бреет и не моет, – постепенно зарастает дремучим волосом и наполняется тучей насекомых, – так и бывшая Россия как-то заросла дремучими лесами, высокой травой, и в лесах и в траве развелось неисчислимое количество волков и медведей, лосей, зубров, лисиц и оленей… Иногда стадо диких свиней смело перебегало заброшенный, запорошенный многолетней пылью, заросший маками и кашкой, ржавый рельсовый путь, иногда зоркая рысь, притаившись в мрачной развалине фасада ситценабивной или бумагопрядильной фабрики, часами подстерегала серого зайчишку; орлы вили гнездо в поломанных, лишенных стекол трубах разрушенных обсерваторий… А в стенах бывшего Московского университета свила гнездо страшная шайка разбойников-китайцев, от которых трепетала вся округа. — 227 —
|