|
– Нет. – Вы меня не прогоните, если я еще раз приду? С вами так хорошо… Вы какой-то… особенный. – Да, на это меня взять, – уныло соглашаюсь я. – Я знакома еще и с другими писателями… С Белясовым. – Не знаю Белясова. – Серьезно? Странно. А он вас знает. Он вам страшно завидует. Говорил даже, что вы все ваши рассказы берете из какого-то английского журнала, но я не верю. Врет, я думаю. – Белясов-то? Конечно, врет. – Ну, вот видите. Просто завидует. А я вас люблю. Вас можно любить? – Можно. – Спасибо. Вы такой чуткий. Я пойду… Ах, как не хочется от вас уходить. Век бы сидела… * * *Ушла. И сказал я сам себе: будь же счастлив, не тоскуй. Ты не одинок. Сейчас ты вкусил славу, любовь женщин и зависть коллег. Тобой зачитываются, в тебя влюбляются, тебе завидуют. Будь же счастлив!! Ну? Чего же ты стонешь? Я погасил огни, упал ничком на диван, закусил зубами угол подушки, и одиночество, – уже грозное и суровое, как рыхлая могильная земля, осыпаясь, покрывает гроб, – осыпалось и покрыло меня. Сумерки сгустились в ночь, рояль глухо забарабанил сухими аккордами, а с улицы донеслись два голоса: – Эх, напьюсь же я нынче! – С чего это такое? – Манька опять к своему слесарю побежала. Прошли. Тишина. Вечер. Рояль. Опасно, если в такой вечер близко бритва лежит. Зарезаться можно. Нечистая сила*Несколько слов по поводу этого, которое*Иногда усталому, притомившемуся путнику приходится на ночь остановиться в полуразрушенном замке, пользующемся в окрестностях дурной славой. – Я вам, сударь, не советую искать ночлега в замке, – предостерегает путника встреченный на дороге поселянин, – Там нечистая сила пошаливает. Но утомился путник, и не до того ему, чтобы разбирать, нечистая или чистая сила пошаливает в замке. И вот всходит он по гулким каменным ступеням, покрытым щебнем и мягкой пылью… Луна заглядывает в огромные разбитые окна, а под покрытым черной паутиной потолком бесшумные летучие мыши чертят свои причудливые узоры… А внизу мышеписки, стрекотанье, вздохи и треск – не то рассохшихся половиц, не то неотпетых человечьих костей. Завернулся усталый путник в свой плащ, лег – и пошло тут такое, от чего волосы наутро делаются белыми, взгляд надолго застывает стеклянным ужасом… Много всякого выползло вышагнуло, выпрыгнуло и закружилось около путника в безумном хороводе: незакопанные покойники с веревкой на шее, вурдалаки, нежить разносортная, синие некрещеные младенцы с огромными водяночными головами и тонкими цепкими лапками, похожие на пауков, – шишиги, упыри, чиганашки – все, что неразборчивая и небрезгливая ночь скрывает в своих темных складках. — 215 —
|