|
– Что? – Сахар. – Ну его. – Странно. Неужели и салфетка для вас пустой звук? Видите, какая? – Да. Грязная. – Святая грязь! Однажды проникновенный творец «Лошадиной фамилии» ел у себя в Мелихове кисель. И вдруг ложкой как тяпнет по тарелке!.. – Зачем? – изумился я. – Это у него бывало. Задумается, a потом вдруг рассмеется своим мелодичным смехом неизвестно чего, да ложкой по тарелке – хлюп! Так и тут. Ну, кисель весь на белые брюки фонтаном. Покойный Тихонов присутствовал при этом – можете проверить. Что тут был за переполох – нельзя себе представить! Брюки-то восемь, a то и все десять рублей стоили. Все оцепенели прямо. А он, как ни в чем, не бывало, схватил со стола салфетку, да и давай чистить брюки. – Странно, – поднял я брови. – Вы говорите, что дело происходило у него в имении, a на салфетке написано «Золотой Якорь». – Извините, – сурово перебил он. – Память великого бытописателя сумерек священна, и не нам ее загрязнять. Утверждали же, что Некрасов слишком счастливо играл в карты. Неужели и мы, подобно этим гробокопателям, бросим тень на великую могилу?! – Чем же вы можете доказать, что эта салфетка именно Чеховская? – Pardon!! А пятна? – Ну, пятна… Пятна вы и сами могли сделать. – Pardon!! Я бывший офицер, и если превратности судьбы заставили меня… то я, вообще, прошу… Знаете; не того!.. Мировые на это смотрят очень серьезно. И потом вы говорите абсурд! Ну, предположим, я сделал пятна на салфетке… А спички? А сахар? Я их тоже сделал? Значить, я должен, по вашему, открыть спичечный и сахарный заводы?! За кого вы меня принимаете? За графа Бобринскаго? За Лапшина?!! – Если вы будете кричать, я велю вас вывести… IIУсталым взглядом посмотрел он на меня. – Ну, хотите за все двадцать пять рублей? Ведь, салфетка одна, если даже она и не чеховская – на худой конец полтора рубля стоит. А спички! А сахар! А велосипедный билет прообраза Иванова?! – Не надо, говорят вам. Вот если бы у вас были какие-нибудь личные воспоминания о Чехове… – Есть! Чего же вы молчали?.. – О чем? – Вот, например, один памятный разговор с ним. Однажды он рассказывал, как хотел открыть лотошный клуб и как все уже было сделано, да администрация запретила. – Чехов? Лотошный клуб?! – Что вас так удивляет? Покойник любил азарт и не прочь был поднажить деньгу. «Веришь ли, Ероша… (Это я. Ерофеем меня зовут.) Веришь ли, – говорить, – Ероша, запретили мне лотошный клуб Кому вред? Ну, проигрывали бы нудные, сумеречные людишки (какая четкость слога! Узнаете Чехова?), проигрывали бы – и черт с ними! Все равно, так или иначе, a и мы и они ноги протянут. Так хоть, по крайности, мы-то поживем в свое удовольствие». — 201 —
|