|
После некоторого молчания, сказал друг: – А как же я? Значит нашей дружбе, крышка? – Почему же? Мы, по прежнему, останемся друзьями. И только тут задал друг вопрос, который не задавал никто: – А любит тебя твоя будущая жена? Взор человека, собиравшегося жениться, слегка затуманился. – Не знаю. Думаю, что не особенно… Друг, что-то соображая, пожевал губами. – Красивая? – Очень. – М-да… Н-да… Тогда конечно… В общем, я думаю: отчего бы тебе и не жениться? – Я и женюсь. – Женись, женись. * * *Холодно и неуютно живется нам на белом свете. Как тараканам за темным выступом остывшей печи. Знаток женского сердцаIКогда на Макса Двуутробникова нападал прилив откровенности, он простодушно признавался: – Я не какой-нибудь там особенный человек… О нет! Во мне нет ничего этакого… небесного. Я самый земной человек. – В каком смысле – земной? – Я? Реалист-практик. Трезвая голова. Ничего небесного. Только земное и земное. Но психолог. Но душу человеческую я понимаю. Однажды, сидя в будуаре Евдокии Сергеевны и глядя на её распухшие от слёз глаза, Макс пожал плечами и сказал: – Плакали? От меня ничего не скроется… Я психолог. Не нужно плакать. От этого нет ни выгоды, ни удовольствия. – Вам бы только всё выгода и удовольствие, – покачала головой Евдокия Сергеевна, заправляя под наколку прядь полуседых волос. – Обязательно. Вся жизнь соткана из этого. Конечно, я не какой-нибудь там небесный человек. Я земной. – Да? А я вот вдвое старше вас, а не могу разобраться в жизни. Она призадумалась и вдруг решительно повернула заплаканное лицо к Максу. – Скажите, Мастаков – пара для моей Лиды или не пара? – Мастаков-то? Конечно, не пара. – Ну вот: то же самое и я ей говорю. А она и слышать не хочет. Влюблена до невероятности. Я уж, знаете, – грешный человек – пробовала и наговаривать на него, и отрицательные стороны его выставлять – и ухом не ведёт. – Ну знаете… Это смотря какие стороны выставить… Вы что ей говорили? – Да уж будьте покойны – не хорошее говорила: что он и картёжник, и мот, и женщины за ним бегают, и сам он-де к женскому полу неравнодушен… Так расписала, что другая бы и смотреть не стала. – Мамаша! Простите, что я называю вас мамашей, но в уме ли вы? Ведь это нужно в затмении находиться, чтобы такое сказать!! Да знаете ли вы, что этими вашими наговорами, этими его пороками вы втрое крепче привязали её сердце!! Мамаша! Простите, что я вас так называю, но вы поступили по-сапожнически. — 173 —
|