Макс, взволнованный, помолчал. – Нет, Мастакова я люблю и глотку за него всякому готов перервать. Вы знаете, такого мужества, такого терпеливого перенесения страданий я не встречал. Настоящий Муций Сцевола, который руку на сковороде изжарил. – Страдание? Разве Мастаков страдает?! – Да. Мозоли. Я ему несколько раз говорил: почему не срежешь? «Бог с ними, не хочу возиться». Чудесная детская хрустальная душа… IIIДверь скрипнула. Евдокия Сергеевна заглянула в комнату и сказала с затаённым вздохом: – Мастаков твой звонит. Тебя к телефону просит… – Почему это мой? – нервно повернулась в кресле Лидочка. – Почему вы все мне его навязываете?! Скажите, что не могу подойти… Что газету читаю. Пусть позвонит послезавтра… или в среду – не суть важно. – Лидочка, – укоризненно сказал Двуутробников, – не будьте так с ним жестоки. Зачем обижать этого чудесного человека, эту большую, ароматную душу! – Отстаньте вы все от меня! – закричала Лидочка, падая лицом на диванную подушку. – Никого мне, ничего мне не нужно!!! Двуутробников укоризненно и сокрушённо покачал головой. Вышел вслед за Евдокией Сергеевной и, деликатно взяв её под руку, шепнул: – Видал-миндал? – Послушайте… Да ведь вы чудо сделали!! Да ведь я теперь век за вас молиться буду. – Мамаша! Сокровище моё. Я самый обыкновенный земной человек. Мне небесного не нужно. Зачем молиться? Завтра срок моему векселю на полтораста рублей. А у меня всего восемьдесят в кармане. Если вы… – Да Господи! Да хоть все полтораста!.. И, подумав с минуту, сказал Двуутробников снисходитeльно: – Ну ладно, что уж с вами делать. Полтораста так полтораста. Давайте! Роковой Воздуходуев*Наклонившись ко мне, сверкая черными глазами и страдальчески искривив рот, Воздуходуев прошептал: – С ума ты сошел, что ли? Зачем ты познакомил свою жену со мной?! – А почему же вас не познакомить? – спросил я удивленно. Воздуходуев опустился в кресло и долго сидел так, с убитым видом. – Эх! – простонал он. – Жалко женщину. – Почему? – Ведь ты ее любишь? – Ну… конечно. – И она тебя? – Я думаю. – Что ж ты теперь наделал? – А что?! – Прахом все пойдет. К чему? Кому это было нужно? И так в мире много слез и страданий… Неужели еще добавлять надо? – Бог знает, что ты говоришь, – нервно сказал я. – Какие страдания? – Главное, ее жалко. Молодая, красивая, любит тебя (это очевидно) и… что ж теперь? Дернула тебя нелегкая познакомить нас… — 176 —
|