Если сейчас заглянуть через его плечо и прочесть, что он пишет, сидя за письменным столом – сразу станет ясно, что это за человек. Первое письмо он написал такое: «Господин Чигиринский! Лицо, дружески к вам расположенное, сообщает Вам, что оно видело вчера Вашу супругу Ольгу Васильевну выходящей из парадных дверей гостиницы „Ницца“. После нее сейчас же вышел штабс-капитан Сукачев. Обратите ваше внимание! Пока появились маленькие рожки – это ничего, но скоро рога станут совершенно ветвистыми. Ого го-го, милый рогоносец! Позовите меня на крестины будущего Сукаченка. Ваш доброжелатель». Сейчас же он принялся за второе письмо: «Ваше Превосходительство! Лицо, которому дорога честь русской армии, доводить частным образом до Вашего сведения что офицер Вашего полка К. А. Сукачев, переодеваясь в штатское, ведет в клубе азартную игру в карты и совершенно запутался. Я имею верные сведения, что ростовщик Триполитаки отказал ему в переучете векселя, а так как в заведовании г. Сукачева находится ротная касса, то… Обращаю Ваше внимание на то, что ревизию кассовых сумм нужно произвести неожиданно, дабы он не мог перехватить у товарищей. Согласитесь, что, сообщая об этом, я охраняю закон. Доброжелатель». Кончив оба письма, Воскобоев потер с довольным видом руки, запечатал письма в конверты, написал адреса, наклеил марки и кликнул слугу. Слуга Прохор Желтухин был маленький подслеповатый человечек неопределенного возраста; губы имел тонкие, поджатые, и лицо нечистое, в угрях. Когда говорил, то смотрел в пол или в потолок. Серый цвет лица дисгармонировал с красным, как раскаленный уголь, носом. Казалось, что это, действительно, уголек, тлеющий под серой золой. – Вот, Прохор, – внушительно сказал Воскобоев, – снеси эти письма и опусти в почтовый ящик. Да, смотри не потеряй – письма важные! – А чего их терять-то, – возразил Прохор, рассматривая потолок. – Ребенок я, что ли, или дурак? – Ну, то-то. Ступай. Прохор взял письма и бережно понес их в кухню. Опустился на скамью и, поджав губы, нахмурив рыжия брови, приступил к несложной операции. Операция эта состояла в том, что деятельный слуга подержал с минуту письма над кипящим самоваром, потом отклеил почтовые марки; аккуратно спрятал свернувшиеся в трубочки марки – в спичечную коробочку, а письма с конвертами бросил в ведро, почти доверху наполненное помоями. После этого слуга уселся за стол и с самым сонным выражением лица принялся пить чай. Зазвенел из кабинета электрический звонок; Прохор поднял на него задумчивые глаза и налил себе еще стакан. — 164 —
|