О Суворове Однажды Суворов перед битвой с французами спросил встречного солдатика: – Как думаешь – побьем басурманов? – Так точно! – отвечал бойкий солдатик. Великий полководец тут же дал ему серебряный рубль и сказал: – Ну, ступай. О Петре Великом и шуте Балакиреве Как известно, великий преобразователь никогда не расставался со своей знаменитой дубинкой. Однажды пуговица с его камзола оторвалась и закатилась под стол. Великий основатель Петербурга нагнулся, пошарил дубинкой под столом и достал пуговицу. Находившийся поблизости шут Балакирев спросил: – Ну, что, Алексеич, нашел пуговицу? О Гоголе Однажды великий сатирик пришел к знакомым. – Какова погода? – спросили его. – Дождь идет, – отвечал незабвенный творец «Ревизора». И тут же повесил мокрый плащ на гвоздик. Вот что я пишу и печатаю о великих людях. Сам же я, признаться, в частной жизни говорю вещи гораздо более ценные, веселые и достойные всяческого внимания. Но они так и гибнут бесследно. Что ж… Дурная наследственностьЖена пришла в кабинет мужа и, упав в кресло, глухо зарыдала. – Что случилось? – в ужасе спросил муж. – Сын… Ваня… Горе! Горе наше… – Заболел, что-ли? – Нет, не заболел, – сдерживая рыдания, отвечала мать. Устремила распухшие заплаканные глаза на лампу и, сквозь всхлипывания, стала тихо рассказывать: – Вчера еще вечером… ничего не было заметно… Поужинал, как всегда, лег спать. Нынче тоже… пил чай… Гулял. А недавно… приходит ко мне… часа два тому назад… Не узнаю: глаза так странно блестят и руки болтаются, как на ниточках. Что ты, говорю, Ваничка? «Маменька, – говорит он мне… – Маменька! Извините, говорит, меня, но я буду писать драму!» Муж судорожно вскочил, и кресло с глухим стуком отлетело в сторону. – Что-о?!! Жена покорно и скорбно качнула головой. – Да, – говорит: «Драму хочу писать». – Ваничка, – говорю я ему, – Ваничка! Подумай, что тебе такое вскинулось! Мыслимо ли? Я обер-офицерская дочь, отец в банке служит, а ты… – И заплакала! Слезы у меня – кап-кап! – Что же ты с нами, старыми, делаешь? Зачем фамилию нашу позоришь? – «Маменька, – говорит. – Такая уж моя, судьба, чтобы написать драму». Наступила жуткая тишина. Отец, склонившись на стол, тихо, беззвучно плакал. – Господи! За что? Того ли я ожидал себе на старость? Да лучше бы я тебя своими руками в колыбе… Он схватился за голову. – Это мы сами виноваты! Подумали ли мы о том, какую наследственность даем своему ребенку? Могли ли мы жениться, когда у меня тетка была слабоумная, а отца твоего уволили с военной службы за, алкоголизм?! За грехи предков… Ха-ха-ха! — 262 —
|