|
– Мы даем вам слово, – заявил Петерс, – что будем держать себя скромно, с тем уважением, которое внушает к себе каждая порядочная женщина. Девица хотела хлопнуть себя по бедрам и крикнуть: «Ой, уморили!» – но руки ее опустились, и она молча, исподлобья взглянула на стоящих перед ней людей. – Что вам нужно? – Ради Бога, – засуетился Вика, – не подумайте, что мы хотели употребить во зло ваше доверие, но… скажите… Не согласились бы вы отужинать вместе с нами, – конечно, где-нибудь в приличном месте? – Да, да, – согласилась повеселевшая девица, – конечно, поужинаю. – О, как мы вам благодарны! Петерс нагнулся, взял загрубевшую руку девицы и тихо коснулся ее губами. – Эй, мотор! – крикнул куда-то в темноту Вика. Девица, сбитая с толку странным поведением друзей, думала, что они сейчас захохочут и убегут… Но вместо того к ним подъехал, пыхтя, автомобиль. Вика открыл дверцу, бережно взял девицу под руку и посадил ее на пружинные подушки. «Матушки ж вы мои, – подумала пораженная, потрясенная девица. – Что же это такое?» Ей пришло в голову, что самое лучшее, в благодарность за автомобиль, обнять Вику за шею, а сидевшему напротив Петерсу положить на колени ногу: некоторым из ее знакомых это доставляло удовольствие. Но Вика деликатно отодвинулся, давая ей место, и сказал: – А ведь мы еще не знакомы. Моя фамилия – Гусев, Виктор Петрович, а это мой приятель – Петерс, Эдуард Павлович, – писатель. Мы хотя и не осмеливаемся настаивать на сообщении нам вашей фамилии, но имя… Девица помолчала. – Меня зовут Катериной. Катя. – О, помилуйте, – ахнул Петерс, – разве мы осмелимся звать вас так фамильярно. Екатерина… как по отчеству?.. – Степановна. – Мерси. Вика… Как ты думаешь, куда мы повезем Екатерину Степановну?.. Я думаю, в «Москву» неудобно. – Да, – сказал Вика. – Там с приличной дамой нельзя показаться… Форменный кабак. Рискуешь наткнуться на кокотку, на пьяного… Самое лучшее – к «Контану». – Прекрасно. Вы, Екатерина Степановна, не бойтесь, туда смело можно привести приличную даму. Девица внимательно посмотрела в лицо друзьям: серьезные, невозмутимые лица, с той немного холодной вежливостью, которая бывает при первом знакомстве. И вдруг в голове мелькнула ужасная, потрясающая мысль: ее серьезно приняли за даму из общества. У «Контана» заняли отдельный кабинет. Порыжевшее пальто и слипшиеся перья были при ярком электрическом свете убийственны, но друзья не замечали этого и, разоблачив девицу, посадили ее на диван. — 197 —
|