ВесельеВ этот день я, кроме всего, и веселился: попал на вечеринку к Кармалеевым. Семь человек окружали бледную, истощенную несбыточными мечтами барышню и настойчиво наступали на нее. – Да спойте! – Право же, не могу… – Да спойте! – Уверяю вас, я не в голосе сегодня! – Да спойте! – Я не люблю, господа, заставлять себя просить, но… – Да спойте! – Говорю же – я не в голосе… – Да ничего! Да спойте! – Что уж с вами делать, – засмеялась барышня. – Придется спеть. Сколько в жизни ненужного: сначала можно было подумать, что просившие очень хотели барышниного пения, а она не хотела петь… На самом же деле было наоборот: никто не добивался ее пения, а она безумно, истерически хотела спеть своим скверным голосом плохой романс. Этим и кончилось. Когда она пела, все шептались и пересмеивались, но на последней ноте притихли и сделали вид, что поражены ее талантом настолько, что забыли даже зааплодировать. «Сейчас, – подумал я, – все опомнятся и будут аплодировать, приговаривая: „Прелестно! Ах, как вы, душечка, поете…“» Я воспользовался минутой предварительного оцепенения, побарабанил пальцами по столу и задушевным голосом сказал: – Да-а… Неважно, неважно. Слабовато. Вы действительно, вероятно, не в голосе. Все ахнули. Я встал, пошел в другую комнату и наткнулся там на другую барышню. Лицо у нее было красивое, умное, и это был единственный человек, с которым я отдохнул. – Давайте поболтаем, – предложил я, садясь. – Вы умная и на многое не обидитесь. Сколько здесь вас, барышень? Она посмотрела на меня смеющимся взглядом: – Шесть штук. – И все хотят замуж? – Безумно. – И все в разговоре заявляют, что никогда, никогда не выйдут замуж? – А то как же… Все. – И обирать будут мужей и изменять им – все? – Если есть темперамент – изменят, нет его – только обдерут мужа. – И вы тоже такая? – И я. В комнате никого, кроме нас, не было. Я обнял милую барышню крепко, и благодарно поцеловал ее, и ушел от Кармалеевых немного успокоенный. Перед сномДома жена встретила меня слезами: – Зачем ты обидел тетку утром? – А зачем она разговаривает?! – Нельзя же все время молчать… – Можно. Если сказать нечего. – Она старая. Старость нужно уважать. – У нас есть старый ковер. Ты велишь прислуге каждый день выбивать палкой из него пыль. Позволь мне это сделать с теткой. Оба старые, оба глупы, оба пыльные. Жена плачет, и день мой заканчивается последней, самой классической фразой: — 192 —
|