|
– Ну как же вы, батенька, поживаете? «Чёрт его знает, – подумал Колесакин, – может быть, действительно где-нибудь познакомились. Неловко сказать, что не помню». И ответил: – Ничего, благодарю. Вы как? Медный толстяк расхохотался. – Хо-хо! А что нам сделается?! Ваши здоровеньки? – Ничего… Слава Богу, – неопределённо ответил Колесакин и, из вежливого желания поддержать с незнакомым толстяком разговор, спросил: – Отчего вас давно не видно? – Меня-то что! А вот вы, дорогой, забыли нас совсем. Жена и то спрашивает… Ах, чёрт возьми, – вспомнил! Ведь вы меня, наверное, за это ругаете? – Нет, – совершенно искренно возразил Колесакин. – Я вас никогда не ругал. – Да, знаем… – хитро подмигнул толстяк. – А за триста-то рублей! Куриозно! Вместо того чтобы инженер брал у поставщика, инженер дал поставщику! А ведь я, батенька, в тот же вечер и продул их, признаться. – Неужели? – Уверяю вас! Кстати, что вспомнил… Позвольте рассчитаться. Большое мерси! Толстяк вынул похожий на обладателя его, такой же толстый и такой же медно-красный бумажник и положил перед Колесакиным три сотенных бумажки. В Колесакине стала просыпаться его весёлость и юмор. – Очень вам благодарен, – сказал он, принимая деньги. – А скажите… не могли бы вы – услугу за услугу – до послезавтра одолжить мне ещё четыреста рублей? Платежи, знаете, расчёт срочный… послезавтра я вам пришлю, а? – Сделайте одолжение! Пожалуйте! В клубе как-нибудь столкнёмся – рассчитаемся. А кстати: куда девать те доски, о которых я вам писал? Чтобы не заплатить нам за полежалое. – Куда? Да свезите их ко мне, что ли. Пусть во дворе полежат. Толстый господин так удивился, что высоко поднял брови, вследствие чего маленькие заплывшие глазки его впервые как будто глянули на свет Божий. – Что вы! Шутить изволите, батенька? Это три-то вагона? – Да! – решительно и твердо сказал Колесакин. – У меня есть свои соображения, которые… Одним словом, чтобы эти доски были доставлены ко мне – вот и всё. А пока позвольте с вами раскланяться. Человек! Получи. Жене привет! – Спасибо! – сказал толстый поставщик, тряся руку Колесакина. – Кстати, что Эндименов? – Эндименов? Ничего, по-прежнему. – Рыпается? – Ого! – А она что? Колесакин пожал плечами. – Что ж она… Ведь вы сами, кажется, знаете, что своего характера ей не переделать. – Совершенно правильно, Вадим Григорьич! Золотые слова. До свиданья. — 131 —
|