|
На вопрос: – Где были у заутрени? Он, зрело обдумав свой ответ, говорит: – Четырнадцать. Да еще восемь позавчера. – Что – восемь? – Высокий такой блондин. Живи, говорит, у меня – чего там! – Что? – Вот вам и что! Его из печки вытащили, а он пополам. Тесто жидко замесили, что ли. Вы позволите еще рюмочку ветчины?.. На самом последнем визите визитер уже не говорит, а только иронически и подозрительно посматривает на всех исподлобья. В этот период своей жизни он легко и безболезненно отвергает все завоевания тысячелетней культуры и цивилизации, с такой любовью созданной предками. Он может неожиданно расхохотаться; или начнет с аппетитом раскусывать хрустальный бокал; или будет пытаться влезть в рояль, с категорической, не допускающей возражений, просьбой: – Разбудить его в половине шестнадцатого. * * *Закончив все визиты, визитер долго бродит по улицам, полный смутных, неопределенных мыслей. Редко кому приходилось видеть визитера в таком переходном состоянии, но автору этой статьи однажды удалось подсмотреть, как вел себя в вышеприведенном случае визитер. Он брел неверными шагами вдоль улицы, изредка одобрительно похлопывая по стенам и заглядывая в отверстия водосточных труб. Он был в таком состоянии, что на главное не обращал внимания… Вызывали к себе его интерес только пустяки. Шагая по улице, он увидел лежащую на своем пути спичку. Он изумленно остановился над ней и застыл в напряженной позе. Потом, осторожно подняв ее, подошел к дремавшему дворнику у ворот. – Человек! Где у вас склад ненужных отбросов? – Чего-с? – Укажите такое место, где бы я мог положить этот предмет, мешающий правильному движению пассажиров. – Да бросьте ее, – сказал, засмеявшись дворник. – Чего там. Он взял из рук визитера спичку и бросил ее на землю. – Нет, милый дворник, ты этого не делай. Зачем ты это делаешь? Это делать нехорошо. – Да кому же она мешает? – сказал дворник. – Тут люди ходят. Зацепится кто-нибудь, упадет, сломает ногу. Ему больно будет… Умрет… без… миропомазания… Он нагнулся, поднял снова спичку, вырыл под воротами пальцем ямку, положил в нее спичку и, засыпав ямку, облегченно вздохнул. – Так-то оно и спокойнее… Прощайте, Никифор. Визитер побрел дальше, остановился у какого-то подъезда, и сел на ступеньку. Рассеянный взгляд его упал на ботинок, на котором присохла оброненная им в предпоследнем доме килька. Визитер снял ее с ботинка и положил на ладонь. – Бедненькая! – сказал он, глотая слезы. – Неужели ты уже умерла? Нет! Ты еще будешь жить. Я тебя возьму к себе, и там в тепле и холе ты проживешь остаток дней твоих. О, жестокие, безнравственные люди!.. Господи, Боже ты мой! За что, спрашивается? За что? — 109 —
|