Древний Египет

Эта интересная надпись знакомит нас со многими явлениями истории тогдашней Фиваиды. Царевич правящей династии, сидящий в Технэ как военный комендант, не признавался в Фивах, на которые он имел притязание. Он является в Ираклеополь, собирает войско, идёт с ним на юг, подчиняет ключ к Фиваиде — Ермополь. Заботы о храмах привлекают духовенство, и это открывает ему ворота Фив и обеспечивает оракул Амона на его верховное жречество. Противная партия обвиняется в небрежении к храму и культу и предаётся сожжению. Интересна огненная казнь за преступления, приравненные к религиозным — прототип позднейших костров; сведения о ней мы встречаем потом и в надписях эфиопского напатского царства, унаследовавшего фиванские традиции. И там говорится, что бог каких-то религиозных преступников, «богоненавистное племя», умертвил, сделав огненной жертвой. Однако новый, утверждённый самим богом жрец недолго спокойно занимал свой престол. Через четыре года ему пришлось снова высекать надпись о новых чудесах. Случилось какое-то небесное страшное знамение — «небо пожрало месяц», и в связи с этим говорится о бунте. Осоркон собирает двор, по-видимому, вне Фив, откуда ему пришлось бежать. В туманной речи он говорит о гневе Ра и необходимости его умилостивить. Двор выражает ему верность, и он решается возвратиться к месту своего служения, что удаётся. Опять бога выносят в процессии. Осоркон вопрошает его, как быть с бунтовщиками, но на этот раз получает повеление быть милостивым. Надпись заканчивается длинным перечнем жертвенных даров.

На стене луксорского ипостиля сохранилась от времени Осоркона II, предшественника отца автора только что упомянутых надписей Такелота II, иератическая надпись, повествующая о большом наводнении в фиванских храмах. Написанная туманным языком, трудная для понимания, она всё же весьма интересна и в бытовом, и в богословском отношении, и мы приведём из неё несколько мест. После даты (3-й год, первый летний месяц) и титула царя Осоркона следует: «Поднялся бог Нун (океан) в земле сей до её пределов, он наводнил оба берега, как в первобытные времена. Земля сия была во власти его, как море; не было канала, ни людей, чтобы задержать его ярость. Все люди были, как птицы на его городе. Ужас его вздымался… как небо. Все храмы Фив были, как болота. В сей день явился Амон в процессии в Луксоре, образ его вошёл в Дом Великий его ладьи храма. Граждане его были подобны пловцам в потоке. Они восклицали к небу пред Ра, чтобы приблизился сей бог великий к прекрасному острову и почил в Луксоре священном. Нельзя было установить наоса, подобно небу, чтобы помолиться великому богу в великой силе его. Сын его возлюбленный произнёс составленное жрецом Амона-Ра, царя богов, писцом царя… Нехтутанфмутом, сыном жреца Амона Бекнихонсу. Он сказал: “О бог священный, родивший себя сам, царь этой области, возносимый в явлении… непоколебимый с диском своим… Великий, существующий искони, до обеих земель, создатель предвечный всех вещей, дающих праздники храмам своим, сияющий вовеки, милостивый вечно, проводящий поколения, повторяющий рождения, освещая ночь в образе своём прекрасном месяце, идущий Нилом, чтобы наводнить обе земли, оживляющий уста всех крепостью своею. Это — воздух, ходящий по небу своему, он освежает все гортани. Выходит пламя из лучей его, совершая всё, что он сделал. Образ священный, созданный рукою своею, от которого получили бытие боги и богини. Он родил людей, коз, птиц, рыб, все растения, создавая это всецело по художеству сердца своего, устраивая обе земли… чтобы быть с твоим градом Фивами, оком Ра, владычицей земель. Это — подобие неба, которое далеко, но пребывает над ними искони. Боги и богини соединены вместе, в них ради красоты их сияют лица всех, созерцая их таинственно, входит благовоние их, как мирра… Это место сердца богов… Кто же будет защищать нас, если не ты? Великое место твоё священно издревле. Ты сокровен внутри его. Цари умножают памятники, делая угодное твоему духу… Ты изрёк о них твоими собственными устами: “Я сокровен, пребывающий в мире пред домом своим, согласно божественным писаниям”… Живущие в номах и городах призывают тебя ежедневно, ради того, чтобы прогнать несчастие от городов. Вода идёт снова потоком. Это великое бедствие, незапамятное. Половина Луксора пожрана океаном. Что могут понять люди? Поднимается Нил по велению твоему. Неужели он погрузит твой дом в бездну?”…» Далее напоминает, что предпринял в подобном случае Тутмос III; неужели при его потомке Осорконе Фивы будут разрушены наводнением… Очевидно, бог и на тот раз помиловал свой град, и надпись помещена в память этого. Она сохранила нам имя религиозного поэта-богослова, пантеистически отождествившего Амона и с месяцем, и с Нилом, и с воздухом, посвятившего ряд торжественных, к сожалению, не всегда понятных стихов Фивам, которые теперь нередко были предметом восторженных гимнов, наделялись высокими эпитетами и олицетворялись в виде особой богини, как это мы видели, например, на барельефе Шешонка. Тот же самый Осоркон, при котором произошло наводнение, в 22 год своего царствования издал указ, которым Фивам давались привилегии, приближающиеся к иммунитету. Об этом составлена надпись на стене столичного храма в Бубасте, где царь отпраздновал свой юбилей: «В 22 год, 4-й месяц, было появление царя во храме Амона, что в юбилейной зале, на троне на носилках… Его величество искал великих благотворений для отца своего Амона-Ра, когда тот определил первый юбилей своему сыну, пребывающему на его престоле. Да определит он ему великое множество их в Фивах, владычице Девяти Луков, “сказал царь в присутствии своего отца Амона”: я оберегаю (термин для иммунитета — “изымаю”) Фивы в высоту и широту, чистыми, свободными, для их владыки. Никакой надсмотрщик от двора да не входит в них; их народ охранён навеки ради великого имени благого бога».