|
Фивы в это время, вместе с примыкавшей областью к северу до Сиута и к югу до Нубийской границы представляли самостоятельное владение, напоминающее духовный лен, во главе которого стоял верховный жрец Амона, а впоследствии и носившая царский титул жрица «восхвалительница Амона», или «супруга бога». Уже в эпоху Рамессидов замечается неудержимое стремление фиванских иерархов к возвеличению своего авторитета не только в Фиваиде, но и во всём Египте; уже тогда стены фиванских храмов отводятся не для прославления побед царей, а для увековечения деяний духовенства и чудес божества. Родственные отношения, в которых находились фиванские владетели к представителям династии, и признание ими их верховенства оставляли место и для царских надписей, но всё это не всегда избавляло от смут. До нас дошло в фиванских храмах несколько памятников, имеющих значительный интерес для знакомства с судьбами египетской религии, духовенства и храмов этого времени и для характеристики создавшегося положения. Верховные жрецы Амона повествуют нам о себе со стен фиванских храмов, начиная с Рои, современника ещё Мернептаха и Аменхотепа, современника Рамсеса IX, обновившего помещения для духовенства, расположенные к югу от Карнакского священного озера, к востоку от южного пилона, и начертавшего об этом длинную надпись на восьмом карнакском пилоне; в Карнаке найдена и другая его, плохо сохранившаяся надпись о работах в заупокойных храмах Рамсеса III и IV. Царь наградил его за это обычным образом и передал в его ведение поступления, собиравшиеся раньше в царскую казну «с народа дома Амона-Ра». И об этом повествуют надписи и изображения на стенах пилона. Следующая крупная личность фиванского жречества, будущий царь Херихор, избрал для своих текстов и изображений храм Хонсу в Карнаке — здесь царь Рамсес XII уже совершенно не заметен пред ним в надписях и барельефах, касающихся сооружения ипостиля, двора перед ним и пилона. Здесь жрец посвящает свои сооружения от своего имени и только слегка упоминает о царе; стены изображают священные процессии. Наконец, одна из надписей увековечивает оракул и чудо Хонсу в пользу Херихора, может быть, о бытии ему царём. Плохая сохранность и намеренно неясный язык, свойственный этого рода памятникам, скрывают от нас подробности, но мы видим пред собой начало тех многочисленных надписей, увековечивающих чудеса бога и оракула, без которых теперь не обходилось ни одно сколько-нибудь серьёзное дело. Обыкновенную статую бога или его фетиш выносили в процессии, трижды вопрошали; он «отвечал» кивком; или предлагали ему, в случае судебного разбирательства, два свитка — оправдывающий или осуждающий, как было, например, в деле жреца Тутмеса, обвинённого в растрате. — 38 —
|