|
— Что зарываем? Где все? — Один — в доме, прямо на меня выскочил, да я схватить его не успел, а другие пошли к соседке, — Ваня улыбнулся. — А одного они связали и томили в сарае. Разборка тут какая-то, — прибавил он, ловя себя на желании понравиться благообразному старику-монаху. Но вдруг его поразило странное предположение — а чего, собственно, он здесь делает, а? Монах, в такое-то время? Хозяйки нет, а он пришел. А где, собственно, Незнакомка? Ах вот оно что — они ее заперли в доме, а этот — сторожит. Может, он благообразный-то благообразный, а сам — из их шайки? Ну, бывают такие случаи. Один — на стреме стоит, положительного изображает, дружинника, представителя власти, а сам… Операция “Ы”. Маскарад, одним словом. Ваня тут же переменил тактику, пуская в ход уроки КПЗ — недаром же он провел там полтора года: — Ты чего мне тут пенку пускаешь, разводишь темноту с чернотой? Ты чего это свистишь, травишь, тянешь фазана, шаманишь, шлифуешь уши, лепишь горбатого, липуешь, мухлюешь, парафинишь, накалываешь, буровишь, шобла-шелупень-чувырло-хипежник-фраер-задрыга-лох-мазурик-лярва! Вали до хазы, там они тебя, у соседки, ждут. Пойди, пойди к ним, скажи — без понта, первоначальный план не удался, малина занята, уходим дворами. Или ты к этому твоему дружку устремляешься, который в доме засел? Знаешь стих: “Ворон крови попил. Сыт”. Дошло? А женщину зачем похитили? Сейчас и дружка твоего оттуда выкурю. У тебя, кстати, закурить есть, нет? Ты молитвы-то знаешь, монах? Ну, читай “Отче наш”. А то по всей Москве такие ряженые в рясах расхаживают, милостыню на монастыри собирают, а скажи им: прочитай-ка, брат, “Верую”, а они ни бэ, ни мэ. Никифорович слушал его с напряженным интересом и, что странно, почти и без испуга: он все старался уловить смысл. А кроме того, его поразил странный контраст между всеми этими диковинными, какими-то заморскими словесами, о происхождении которых Никифорович как-то сразу и не догадался, и совершенно невинным и “свойским” Ваниным взором. Кроме того, его совершенно сбило с панталыку, что этот, с черным котом, предложил ему прочитать молитву: про такое поведение лукавого он не слыхал. Напротив, в монастыре говорили, что враг рода человеческого от молитвы как раз бежит, трепеща. — А почему? — только спросил он. — Почему эти монахи “Верую”-то не знают? Пока Ваня испытывал Никифоровича, монах Лазарь, оказавшись в натопленном доме Эльвиры, скинул с себя ледяное пальто, сплошь усеянное опилками, сором, древесной трухой, и принялся приводить в порядок подрясник, прежде всего скинув его полы с плеч. — 46 —
|