|
Вчера, сокрушенный своими скорбями, сидел я вдали от людей В тенистой роще, и скорбел душой. Ибо люблю такое лекарство в страданиях, Охотно беседуя сам со своей душой. Ветерки шептали вместе с поющими птицами, Навевая сон с древесных ветвей, Особенно тому, кто изнемог душой. А с деревьев Звонкие кузнечики, любимцы солнца, Оглашали своим треском весь лес. Рядом была прохладная вода, которая омывала мои ноги… Я же, увлекаемый парением ума, Наблюдал в себе такую борьбу мыслей. Кем я был? Кто я есмь? Кем я буду? Не знаю этого ни я, Ни тот, кто превзошел меня мудростью… Я есмь. Но скажи, что это значит? Что?то от меня уже в прошлом, Чем?то я являюсь сейчас, а чем?то буду, если только буду… Говорят, что есть страна без зверей, как некогда Крит, И есть страна, где не знают холодных снегов; Но из смертных никто никогда еще не мог похвалиться тем, Что, не испытав тяжких бедствий жизни, перешел отсюда. Немощь, нищета, рождение, смерть, вражда, злые люди - Эти звери на суше и на море — все скорби: такова жизнь! И как видел я много несчастий, ничем не подслащенных, Так не видел ни одного блага, которое было бы полностью Лишено скорби — с тех пор, как к горькому наказанию Приговорило меня пагубное вкушение и зависть противника.[239] В поздних стихах Григория преобладают пессимистические настроения. [240] Он часто вспоминает о прежних обидах, жалуется на одиночество и болезни, говорит о старости и богооставленности. Нередко слышна в его словах неудовлетворенность сделанным, опасение за то, что останется незавершенным труд его жизни, что некому будет отредактировать и подготовить к изданию его сочинения: …Я плачу о том, что отвернулось от меня животворное око Великого Христа, Который когда?то внимательно следил за мною, Готовил меня к славе еще во чреве чистой матери моей, Избавлял от холодного моря и от страстей. Плачу о том, что потерял я бразды правления богомудрым народом: Хотя и не сам бросил их, однако не держу их в руках. Ибо этот народ прежде радовался моим речам, Когда благодаря моему языку озаряло его тройственное сияние. А теперь.., прильнув слухом к языку моему, Народ жаждет источника, который раньше тек для многих, Но он не дает ему и малой капли. Другие источают сладкий поток, [241] но слушатели Скорбят, ибо лишены слова своего отца. Где мои всенощные бдения, во время которых незыблемо Утверждал я свои ноги, как одушевленный камень, Или один беседуя со Христом, или вместе с народом Наслаждаясь священными песнями, исполняемыми антифонно? Где сладкая боль в утомленных коленах, когда — 48 —
|