|
Монашек сделал попытку возразить, но она предварила его: — Например, Он проповедовал любовь и свободу, а люди подменили это призывом к покорности и рабству. Он говорил — «возлюби ближнего», а они записали — «враги человеку домашние его». Впрочем, каждый гений имеет своих посредственных интерпретаторов, которые толкуют его в меру своей испорченности. — Вот мама, — Ирина протянула матери большую папку, — здесь наша многолетняя переписка с Александром. Я бы хотела, чтобы она хранилась у тебя. Если со мной что-нибудь случится, прошу тебя не передавать это забвенью — там есть уникальные вещи, и со временем ты можешь это опубликовать. Это совершенно сенсационный, ценнейший материал. Истинный ценитель искусства будет тебе благодарен. Она вынула наугад несколько листков и прочитала. Это были из тех, уже последних, где он боялся поставить точку: «Ирина если это не он бродит по квартире шаг глух и тяжел покашливает сморкается ворчит полощет горло если это не он караулит у двери переставляет часы заводит приемник задерживает дыхание мнет в руке шляпу колышет плотную занавеску если это не он конокрад кентавр командор полоний то ведь это она она». — А Достоевский? — упорно продолжал Анатолий, решив отложить до времени богословские споры. — Мог ли он так старца Амвросия, то бишь Зосиму, изобразить, если бы не верил в Бога? — Достоевского я не люблю, — отмахнулась она. — Все эти бесконечные истерики, этот надрыв, это разрывание рубашек на груди! Хотя Настасья Филипповна очень мне импонирует, мне даже иногда кажется, что он с меня ее писал — такое сходство. — А Пушкин? — настоятельно гнул Анатолий, не желая отступать от намеченного плана: сначала выявить факты, а потом привести их к общему знаменателю. — Как это у него? «Отцы пустынники и жены непорочны…» — Ну Пушкин — это просто не мой писатель. Он, конечно, гениальный поэт, но я никогда не могла понять прелести его Татьяны. Вообще — удивительное дело — стоит художнику взяться за какой-то положительный образ, и он получается блеклым и невыразительным, но стоит лишь изобразить какого-то бурного, неистового человека, и он выходит сочно и колоритно. Мой муж любил повторять слова одного философа: «Порок художествен, а добродетель пресна!» — Бесовская песнь, — протянул Анатолий с тоской в голосе. Он вообще как-то стал сникать, но все-таки, взяв себя в руки, спросил на всякий случай: — А наука? Сейчас наука доказала, что без признания бытия Божьего она и двигаться уже не может. — А вот мой Колька покойный говорил, что по науке доказано, что нет Бога, — вмешалась Татьяна. — Так это как — правда или бесовская песнь? — 45 —
|