Ответ я нахожу у К.С. Льюиса. “Ведьмы всегда хотят одного и того же, но с каждым столетием действуют иначе” — так говорит доброе существо в льюисовской книге.[102] А в “Письмах Баламута” другой персонаж Льюиса — богатый опытом бес — говорит о тактике этих действий: “Мы направляем ужас каждого поколения против тех пороков, от которых опасность сейчас меньше всего, одобрение же направляем на добродетель, ближайшую к тому пороку, который мы стараемся сделать свойственным времени. Игра состоит в том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и переходили на ту сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим в моду недоверие к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает теплохладность и привязанность к благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их байроническим темпераментом и опьяняем “эмоциями”, мода направлена против элементарной “разумности”... а когда все люди готовы стать либо рабами, либо тиранами, мы делаем главным пугалом либерализм”[103]. Так вот, сегодня “пугалом” оказывается религиозная серьезность и верность своей духовной традиции. Ленивый релятивизм, напротив, считается нормой поведения и мысли. И в дни, когда человек старательно пытается не заглядывать за грани земного бытия, всякая серьезная попытка говорить о “сроках и временах” и о конечной трагедии мира оказывается, конечно, “фанатизмом”. Впрочем, то, что надлежащие “рекомендации” и указы имеются, еще не означает, что они немедленно начнут применяться против христиан. Закон театра гласит, что если на сцене в первом акте выставляется ружье, то в третьем оно обязательно должно выстрелить. Но все же — в третьем, а не обязательно в конце первого же действия. Так и с историей христианства. Если “новый мировой порядок” сложился и объявил “войну религиозной нетерпимости” (вот уж поистине “страшнее кошки зверя нет” — это в секулярном-то обществе, в обществе поголовного житейского материализма начинать борьбу с “религиозным фанатизмом”!!!) — рано или поздно дойдет до арестов. Ружье для расправы с “христианскими фанатиками” уже почти готово. Какой сейчас акт? Не знаю. Может быть, первый, а может, уже начало третьего. В конце концов, даже собранное и вывешенное на сцену ружье не обязательно должно стрелять в третьем акте, — может быть, пьеса рассчитана на пять... В 1900 г. Вл. Соловьев видел только - как начинают создаваться фабрики для производства деталей будущего “ружья”. Самого “изделия” еще не было. Россия, да и западный мир внешне продолжали оставаться христианскими. Пресса еще только перешла в руки “антисистемы”. Еще только начинали складываться нынешние нормы “политической корректности”. Об одной из них очень точно сказал Л. Толстой: “Он <В. Короленко> верит, да только боится атеистов...”[104] У Короленко, кстати, действительно были поводы убедиться в силе атеистической цензуры в формально православной России: “Я помню одну лекцию в Историческом музее в Москве, где лектор, излагая учение известного астрофизика аббата Секки, привел параллельно места из его книги “Единство физических сил” и русского перевода этой книги, изданного Ф.Ф. Павленковым. В переводе оказались исключенными все места, где автор, замечательный ученый, но вместе иезуитский аббат, допускал непосредственное влияние Божества на основные свойства материи, как тяготение. Когда я передал об этой лекции Павленкову, он усмехнулся и сказал: Еще бы! Стану я распространять иезуитскую софистику”[105]. — 49 —
|