|
Священник задумался, будто ему очень важно было вспомнить фамилию Игоря. - Расстегаев? – подсказала Лиза. - Глупая, - махнул рукой отец Николай, - расстегаи едят. - Сбитнев? – обрадовано спросил Сидорин, не сомневаясь, что попал в точку. - Нет, проще. Летом, когда жарко. - Квасов! – на одно дыхании выдохнула вся церковь. - Точно! Игорь Квасов. Несколько строчек он написал, а стоят они дорогого, ибо о характере и душе русского человека очень хорошо поясняют. Священник откашлялся еще раз: У мужика земли – Едва-едва, Избу построить Полтора на два, Да под картошку малость – Три полоски. А он сажает Под окном березки... Вот мой завет вам, дети мои: умножайте в мире доброту, берегите его красоту. А Господь – Он ведь щедр, Он даст вам все, в чем вы нуждаетесь. И не забывайте каждый день благодарить Его за это. Будьте на земле добрыми хозяевами - как зеницу ока храните каждую травинку, каждый куст, каждый цветок, каждую птицу и каждого зверя. Птицы... Вот есть такая птичка – реполов. Так ее называют в народе. А еще у нее есть другое название – коноплянка. Маленькая, серая, неприметная. Питается семенами, причем самых сорных растений. Короче, чем не русский мужичок – скромный, трудолюбивый, все время с землей связан. Но как запоет коноплянка-реполов песню свою – и слеза прошибает тебя, и сразу жить хочется, и любить мир хочется, и сделать что-то доброе. Такая песня у этой птички. И чем звонче песня – тем выше коноплянка к небу поднимается. Вот и вы, любезные мои Асинкрит и Лиза, живите так. Ногами стойте крепко на родной земле, берегите и любите ее, а душой, сердцем поднимитесь к небу. Как малыш тянется к елке за игрушкой, стараясь достать ее из последних сил, так и вы тянитесь. И не оставит Господь вас и потомство ваше. И будет долго век ваш. И будет щедр плодами сад ваш. А теперь – прощайте. И идите с миром. И старец перекрестил присутствующих. Глава сорок седьмая. Прощальное дерево.
Сидорин стал пленником бесконечной русской дороги. И не жалел об этом. Вот и сегодня, он шел с раннего утра – то чистым полем, то высоким, как готический собор, сосновым бором. А вот и речка, из тех, которые были так любы Асинкриту: быстрое течение прозрачных струй, каменисто-песчаное дно, от одного Серега до другого – всего с десяток метров. Он разделся до гола и бросился в воду. На миг перехватило дыхание, холод обжог до самых костей, а потом пришли нега и блаженство. Асинкрит лежал на спине, а река несла его на своих заботливых руках меж кувшинок и лилий. Над Сидориным, словно инопланетные корабли, пролетали стрекозы. Там, где становилось совсем мелко, Асинкрит останавливал свой полет на речных струях, возвращался по берегу назад, и все начиналось сначала. Пока, наконец, он в счастливом изнеможении не упал на бархатную мураву и не забылся сном. — 257 —
|