- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную. - Аминь, - ответил ей слабый старческий голос. Отец Николай лежал в кровати. Если бы не зажженные в каждом углу комнаты лампады, Лиза вряд ли разглядела, как осунулось лицо священника. Она опустилась на колени и протянула руки для благословения. Отец Николай перекрестил и благословил молодую женщину, затем поманил ее к себе: «Ближе» - и поцеловал в макушку. - Пришла? Хорошо. Значит, услышала. - Отец Николай... батюшка, что-то вы хворать вздумали? - Так ведь, слава Богу, пожил. Грех жаловаться. До Рождества точно доживу, а там... - Батюшка, не говорите так, – и Лиза вскочила, вспомнив про сумку, – я вот лекарств вам принесла. Отец Николай улыбнулся: - Глупенькая ты у меня, Лизонька. Совсем еще девчонка. Столько в этих словах было любви, что слезы сами навернулись на глаза гостьи. - Не обижайся, - и он погладил Лизу по голове. - А я и не обижаюсь. - Вот и правильно. Мне сейчас совсем другое лекарство требуется, а не твои пузырьки. Ну, да ладно. Поговорить я с тобой хотел. Бери стул, садись поближе, и слушай старика. Но Лиза не сдавалась. - Батюшка, я чаю хорошего купила. И черного, и зеленого. Печенье... - Ох, заботушка! Хорошо, оставь. Пригодится. А теперь я тебя кое о чем спросить хочу. - Слушаю, батюшка. - Вчера Михайлов день был, праздник великий – архистратига Михаила. В церковь ходила? - Некогда было. Простите батюшка. - Значит, за упокой отца родного и мужа даже свечки не поставила? - Забыла! – Лиза чувствовала, что краска стыда заливает ее лицо. – Сейчас столько забот навалилось, переживаний... - Молчи!– неожиданно повысил голос отец Николай. Затем добавил мягче: - Когда человек оправдывается – гордыня его устами глаголет... Еще спросить хочу. С Асинкритом живете как муж и жена? Что молчишь? Лиза стала пунцовой и еще ниже опустила голову. - Не слышу... - Да. - Опять не слышу... - Живем, батюшка. В гражданском браке. - Как, как это называется? - Брак. Гражданский. Мы же любим друг друга, батюшка. Когда все утрясется... Лиза не договорила. Внезапно отец Николай приподнялся и легонько стукнул ее своим маленьким кулачком по голове. - Эх ты, башка садовая. Утрясется! А ты не думаешь, что потому и не утрясается все? - Почему? – переспросила заплаканная Толстикова. - В церковь не ходишь, Бога не благодаришь. Ты думаешь, это твой Асинкрит умный такой – взял и разрешил все проблемы? Молчишь, и правильно делаешь, что молчишь. Живешь в блуду... Толстикова не выдержала: - Это неправда! - Правда! - Нет, не правда, батюшка. Мы любим... — 235 —
|