Не сказываясь жене, Митрич принес елку прямо в сарай и топором заострил конец; потом приладил ее, чтобы стояла, и, когда все было готово, потащил ее к детям. – Ну, публика, теперь смирно! – говорил он, устанавливая елку. – Вот маленько оттает, тогда помогайте! Дети глядели и не понимали, что такое делает Митрич, а тот все прилаживал да приговаривал: – Что? Тесно стало?.. Небось думаешь, публика, что Митрич с ума сошел, а? Зачем, мол, тесноту делает?.. Ну, ну, публика, не сердись! Тесно не будет!.. Когда елка согрелась, в комнате запахло свежестью и смолой. Детские лица, печальные и задумчивые, внезапно повеселели… Еще никто не понимал, что делает старик, но все уже предчувствовали удовольствие, и Митрич весело поглядывал на устремленные на него со всех сторон глаза. Затем он принес огарки и начал привязывать их нитками. – Ну‑ка, ты, кавалер! – обратился он к мальчику, стоя на табуретке. – Давай‑ка сюда свечку… Вот так! Ты мне подавай, а я буду привязывать. – И я! И я! – послышались голоса. – Ну и ты, – согласился Митрич. – Один держи свечки, другой нитки, третий давай одно, четвертый другое… А ты, Марфуша, гляди на нас, и вы все глядите… Вот мы, значит, все и будем при деле. Правильно? Кроме свечей, на елку повесили восемь конфет, зацепив за нижние сучки. Однако, поглядывая на них, Митрич покачал головой и вслух подумал: – А ведь… жидко, публика? Он молча постоял перед елкой, вздохнул и опять сказал: – Жидко, братцы! Но, как ни увлекался Митрич своей затеей, однако повесить на елку, кроме восьми конфет, он ничего не мог. – Гм! – рассуждал он, бродя по двору. – Что бы это придумать?.. Вдруг ему пришла такая мысль, что он даже остановился. – А что? – сказал он себе. – Правильно будет или нет?.. Закурив трубочку, Митрич опять задался вопросом: правильно или нет?.. Выходило как будто «правильно»… – Детишки они малые… ничего не смыслят, – рассуждал старик. – Ну, стало быть, будем мы их забавлять… А сами‑то? Небось и сами захотим позабавиться?.. Да и бабу надо попотчевать! И не долго думая Митрич решился. Хотя он очень любил колбасу и дорожил всяким кусочком, но желание угостить на славу пересилило все его соображения. – Ладно!.. Отрежу всякому по кружочку и повешу на ниточке. И хлебца по ломтику отрежу, и тоже на елку. А для себя повешу бутылочку!.. И себе налью, и бабу угощу, и сироткам будет лакомство! Ай да Митрич! – весело воскликнул старик, хлопнув себя обеими руками по бедрам. – Ай да затейник! — 21 —
|