Он узнал цену своей духовной свободы. В то время она стоила ему трех тюрем и семи лет усиленного лагерного режима. Одна скорбь передавала его другой, и были они вехами его духовного пути. «Период борения самый трудный. Но без него не будет здравия душевного», – скажет отец Иоанн позднее. А еще он узнал и прочувствовал великую силу и власть незапятнанной компромиссом совести. Порабощен телом, душу же непорабощену соблюди Если жизнь монаха – всегда тайна, и о внутреннем делании можно догадываться только отчасти, еще более глубокая тайна покрывает жизнь монаха в тех условиях, в которых оказался отец Иоанн В ночь c 29 на 30 апреля 1950 года окончился московский период жизни отца Иоанна Крестьянкина. Он стал заключенным № 13431. Ночью к нему постучали и увезли на Лубянку36. Отец Иоанн напишет в одном из своих писем об этом событии: «В академии учился экстерном. И за полгода до ее окончания, когда была уже и дипломная работа написана, Господь переводит меня на другое послушание: в заключение, к новой пастве… Помышлял ли я о таком проявлении воли Божией? Конечно, нет». Он не помышлял, но томление сердца говорило ему больше, чем ум. В такие моменты дух человека предощущает неведомое, и Дух Божий, испытующий глубины сердца, Сам указывает будущее. Отцу Иоанну исполнилось 40 лет. За время служения в Церкви в нем уже зримо проявилась крепость веры, непоколебимая надежда и сила любви к Богу и людям – те самые добродетели, которые ведут к свету и дают силу жизни. Это и подготовило путь отца Иоанна, путь в новую «академию» – совершенную духовную школу. В этих стремительно развивающихся событиях в памяти всплыло указание святого старца Серафима: «Порабощен телом, душу же непорабощену соблюди». Преподобный предуготовил отца Иоанна 53 к новому этапу жизни. Отцу Иоанну предлежал такой «затвор», где сохранять Дух Божий надо было с великим тщанием, трезвением и монашеским противоборством господствующему там духу вражию. Спокойно принял это новое назначение отец Иоанн как возможность испытать и проверить себя, свою преданность Христу и Его заветам не во дни внешнего благополучия, но в суровой школе гонений. Он уже опытно знал, что духовные плоды взращиваются только в горниле испытаний и лишений. И московские узилища* предоставили ему такую возможность. Отец Иоанн мало говорил об этой «пятилетке». Если жизнь монаха – всегда тайна, и о внутреннем делании можно догадываться только отчасти, еще более глубокая тайна покрывает жизнь монаха в тех условиях, в которых оказался отец Иоанн. Но все же скудные следы, свидетельствующие о духовном подвиге, совершавшемся в этот период, сохранились. Сам батюшка так вспоминал о начале нового этапа жизненного пути: «Меня забрали в тюрьму, и началось оформление, долгое и тяжелое: водят туда-сюда, и не знаешь, что ждет тебя за следующей дверью. Я совершенно измучился. Завели меня в какую-то очередную камеру и ушли. Огляделся – голые стены и какое-то бетонное возвышение. Лег я на этот выступ и уснул сном праведника. Пришли, удивленно спрашивают: «Неужели ты не боишься?» Отвечать не стал, но подумал: «А чего мне бояться, Господь со мной». — 22 —
|