- Так это он у нас краевед, откуда я знаю, проезжал здесь Пушкин или нет. Я старая, конечно, но не настолько же, чтобы такое помнить. - Тише! Шутники. Я про указание спрашиваю… Ладно, давайте летать. Кто сегодня оборзевает… тьфу! – кто сегодня обозревает газету? - Я Владимир Николаевич. - Начинайте, Ксения Леонидовна. - Так. Первая страница. Большой снимок. Григорий Алексеевич Абакумов разговаривает с фермером Кожуховым… Хороший снимок. Лица не казенные, живые… - Умеешь, Ремизов, когда захочешь. - Я всегда хочу, Владимир Николаевич. - Молчи. Продолжайте, Ксения Леонидовна. - Колонка новостей… Ничего особенного. Вторая страница. Большой снимок. Григорий Алексеевич Абакумов выступает перед учителями района. Хороший снимок… Этот обзор стал самым кратким в многолетней истории сначала «Зари Коммунизма», а потом «Энской зари». Перед журналистами, уже не с газетных страниц, а собственной персоной, предстал Григорий Алексеевич Абакумов. Появление главы района да еще в сопровождении Тяпкина вызвало самый настоящий шок у мирных тружеников пера. Одиннадцать лет Абакумов руководил районом, а в редакции побывать та ни разу и не удосужился... И вот такое неожиданное появление. - Гри… Алекс… К нам? Князев на какое-то время лишился дара речи, а затем он произнес несколько фраз, которые благодаря длинному языку Ремизова вскоре стали крылатыми в Энске: - Сподобил, Господь. Лучший день в моей жизни. Только куда бы мне вас посадить… - Да ты уж посади куда-нибудь. – Это был Абакумов. - Вы меня не поняли, Алексей Григорьевич, то есть Григорий… У нас стулья плохенькие, не для ваших… - Ну-ну, продолжай. Даже интересно. - Вы меня не поняли, - Князев чуть не плакал, - я хотел сказать не «не для ваших», а не для вас. Они недостойны вас. Вот. - Кто? - Стулья. - Почему? - Плохенькие они. - А я? - А вы хороший. Сподобил Господь. Журналисты, все как один, сидели, угнув головы, еле сдерживая себя. Вот-вот могла начаться массовая истерика. - Мама, не могу больше, - прошептала Антонина Сергеевна. - Крепись, - также шепотом откликнулся Орлов, - вот я же… «А вы хороший». - Слушай, Леонид Павлович, мы часом не ошиблись адресом? Это газета? - Да вроде газета. - А я думал – цирк. Клоун в наличии, - и Абакумов показал на несчастного Владимира Николаевича. – Господь его сподобил. Зрители ржут, как лошади… Сейчас, впрочем, вам всем не до смеха будет… - Вы меня не поняли… - Все, умолкни, паяц! Леонид Павлович, начинай. - Слушаюсь, Григорий Алексеевич. Тяпкин уже открывал портфель из прекрасной кожи. — 86 —
|