|
- Вы же сами пишите: кто верит в случайности, тот не верит в Бога. Не случайно, значит. - Значит, не случайно, батюшка, девочка там была. Одним словом, познакомились мы. Вот она мне и выдала: вы, говорит, часто падаете потому, что перестали идти вперед. - Так и сказала? - Да. - Ай, молодца! Вы знаете, Арсений Васильевич, как в старой армии называли солдат? - Знаю. Этими, как их – шпицрутенами. - Ставили солдата в полной боевой выкладке, с ружьем и приказывали стоять по стойке смирно несколько часов. И стоял солдатик до тех пор, покуда не падал, как подкошенный… - Как подкошенный, - чуть слышно повторил Покровский. Затем резко повернулся к отцу Леониду: - Значит, все последнее время я стоял на месте? В этот момент машина подъехала к массивным железным воротам. Священник сначала выключил мотор, взял свой портфель, а затем ответил писателю словами, которые тот уже слышал: - Да вы и сами все прекрасно понимаете. *** Через полчаса Покровский уже стоял перед сотней мужчин, одетых в одинаковые одежды. Актовый зал был заполнен чуть меньше, чем наполовину. Арсений даже немного обиделся на батюшку: он ожидал от того каких-то вступительных слов, пока его собственные мысли придут в порядок. А отец Леонид только и сказал: «Ну, вот вам и обещанная встреча», а затем сел, но не рядом с писателем и не со всеми вместе, а чуть в сторонке, словно желая видеть и зал, и выступавшего. Впрочем, в тот момент Арсений не придал этому значения. Ему хотелось начать с чего-то умного и проникновенного, но в голову ничего не приходило. Посмотрел на священника – тот ободряюще улыбнулся. Потом поклонился: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного!» Обвел взглядом зал. Улыбнулся. - Здравствуйте! Ему ответил нестройный гул голосов: - Здравствуйте! Писатель продолжил: - Вы меня извините, я немного волнуюсь: первый раз в тюрьме. Скрытую шутку оценили. По залу прошел смешок. Для Покровского это было очень важно. Он пришел не развлекать этих людей, а говорить на серьезные темы. Но это возможно только в том случае, если чужое сердце открыто для твоего. Ежели нет – самые проникновенные, самые умные слова останутся шелухой. По своему опыту Арсений знал, что ничто так не помогает налаживанию контакта между людьми, как улыбка и добрая шутка. Нет, он не лукавил душой, не «пристегивал» на лицо дежурную улыбку. Просто в этот момент ему вспомнилась одна история. Была ли она на самом деле, нет ли – Бог ведает, но только сейчас писатель по-настоящему оценил ее. А что если начать с нее? И он стал рассказывать: — 53 —
|