|
-Что лукавите? - Что вы улыбаться стали чаще… Вот увидите, все будет так как должно быть. Ведь у вас – мудрый владыка? - Очень. И добрый. Я же вам не все сказала, когда приехала из епархии. - Может, и не надо, а матушка? Она же словно не услышала его: - Сказал тихо, чтобы слышала только я: «Опять лошадей гонишь?» И я все поняла. А вы? - Да вроде все понятно: торопитесь вы, а владыка предлагает переждать. - Значит, не все. Помните, как мы с вами познакомились? - Конечно. Меня друзья привели сюда. Зашел на час, а остался на три дня. - Не пожалели? - Нет, конечно. Я по приезде из Энска рассказ написал. - «Молитесь за меня»? - Он самый. Скажу честно – это мой любимый рассказ. Так ту историю мне вы и рассказали. - Положим, вы и от себя кое-что присочинили. - Так ведь без этого же нельзя – рассказ все-таки. Художественное, простите, произведение. - Не оправдывайтесь. Мне рассказ нравится. Елизавете с Марией тоже. - Простите, матушка, но вы же мне писали, что книгу с этим рассказом у вас кто-то взял и не вернул. По крайней мере, Елизаветы тогда не было в монастыре. - Все просто. Действительно, книги с тех пор не видела, а рассказ наизусть помню. Писатель недоверчиво посмотрел на собеседницу. - Не верите? - Почему… верю… Впрочем, тоже не буду лукавить: верю, но не очень. - Тогда слушайте. Матушка начала читать. Разумеется, книги перед ней не было, но и декламацией то, что слышал Арсений Васильевич называть бы не хотелось: настолько просто, безыскусно, но в то же время, душевно и проникновенно она произносила текст рассказа. «Все, опоздала! - матушка Евгения, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, тоскливо глядела на пустую привокзальную площадь города. До монастыря, где она была настоятельницей, больше двадцати километров. Автобус в ту сторону пойдёт только утром. На автостанции матушке посочувствовали, но помочь ничем не смогли. Она уже внутренне приготовилась к тому, что придется заночевать в городе, как в дверях автостанции её чуть не сшибла женщина, устремившаяся к окошку диспетчера. - Люська! Люська, черт тебя дери! Уснула что ли? - Матушка Евгения при слове «черт» быстро перекрестилась и повнимательнее посмотрела на кричащую. Той было под сорок, потертые, видавшие виды джинсы, сарая куртка. Окошко отворилось. Женщина-диспетчер, тем же спокойным тоном, каким она минуту назад разговаривала с монахиней, ответила: - Ну что ты кричишь? Вечно как угорелая носишься. Давай бумаги. - Не ворчи. Просто домой скорей хочется. Тут только матушка Евгения поняла, что эта женщина - водитель такси. Её серая «Волга» стояла у самого входа в автостанцию. У монахини затеплилась надежда. И хотя ни внешний вид женщины, ни её манеры матушке не понравились, «Волга» была для настоятельницы последним шансом добраться затемно до монастыря. — 37 —
|