|
А мудрые афоризмы я с тех пор не записываю. И лишь изредка, когда сумятица дел опутывает меня с ног до головы, я сажусь в кресло, закрываю глаза и предо мною встаёт прекрасное женское лицо с той фотографии. Несколько мгновений достаточно, чтобы вся паутина, опутывавшая меня, исчезла напрочь. Я дремлю и уже не понимаю, - то ли ветер гудит за окном, то ли он колышет старый вяз над далёкой могилой. *** Матушка вернулась к вечеру. Увидев сидящего возле ворот писателя, ласкавшего главную местную кошку Муську, она улыбнулась. Но глаза у нее были грустные. Это заметил и писатель. - Добрый вечер, матушка. Как доехали? - С Божьей милостью, Арсений Васильевич. - Устали? - Есть немного. Ох, избалуете вы нашу Муську. Вы трапезничали? – все это матушка проговорила почти без паузы. - Вас ждем. Монахиня опять улыбнулась: - Вы не правы, но мне… приятно. - Как съездили? - Как съездила? Не знаю. - То есть? – удивился Арсений Васильевич. - Что хотела – не получилось, но ведь все, что Бог не делает… - Так значит, владыка.. - Да, не благословил. Велел все оставить, как есть. - А как объяснил? - Кто я такая, чтобы мне что-то объяснять? - Человек. - Наивный, вы, Арсений Васильевич. У нас же, как в армии – без послушания нельзя. - Нет, это я как раз понимаю. Почему он не объяснил свое решение? - Повторяю, не обязан он мне ничего объяснять. Значит, так надо. Писатель хотел спросить: «Кому?», но сдержался. В самом деле, что он хотел еще услышать от матушки? С другой стороны… Ему было жаль матушку, чья мечта если и не рухнула, но в своем воплощении отодвинулась во времени на неопределенный срок, но в то же время в душе возникло чувство некоего удовлетворения решением епископа. После трапезы Арсений Васильевич ушел к реке, на обрыв, как он сам стал называть это место. Там и нашла его матушка. - Так и знала, что вы здесь, - сказала она и встала рядом. Вот так они простояли, молча, глядя вдаль, туда, где скрывалось солнце, чтобы до следующего утра отдать мир во власть темноте и мраку. - Вы очень расстроились, матушка Евфалия? – нарушил наконец долгое молчание писатель. - Да что вы! Если владыка сказал… - и вдруг осеклась, улыбнувшись виновато: «Простите! Зачем лукавлю? Конечно, расстроилась. - Понимаю вас. Но я и сам… Он хотел рассказать ей о своих сомнениях, но вдруг понял, что сейчас не самое лучшее время для этого. Матушка посмотрела на него: - Почему не договариваете? - Что? Я и сам такое переживал не раз. Матушка улыбнулась: - Теперь вы лукавите. - Самую малость. Это хорошо. — 36 —
|