|
- А мне надо идти. - Может, поужинаете с нами, Арсений? - Нет, спасибо. Пора и честь знать. А то уже столоваться стал у вас. Да и дел, правда, много. - Каких дел? Вечер на дворе. Завтра – воскресенье. - Вот именно. Надо будет до завтра вымолить прощение у матушки Евфалии. Поросенок, это я про себя – на несколько дней исчез и даже не предупредил человека. Потом написать письмо родителям. Потом высплюсь. В воскресенье хочу на службу в храм сходить, отец Леонид будет служить. Ну, и дай Бог завтра напишу рассказ про Таню. - Про какую Таню? - А вот когда напишу, обязательно узнаете. - Ловим на слове… *** Нагоняй от матушки он получил знатный. Покровский не оправдывался, только повторял: «Виноват, исправлюсь, если не выгоните». Но монахиня, несколько раз взглянув в его глаза, словно осеклась. - Я же говорила, живите сколько хотите… Арсений Васильевич, случилось что? - Случилось, матушка… Только у вас своих забот хватает… - А вы не переживайте. Другое дело, если говорить не хотите. - А что говорить? Утром встал, одному юному созданию чуть ли не лекцию готовился прочитать. А в результате… - А в результате? - В свою душу вдруг заглянул. - Вот оно как… - На самое дно душеньки своей… - И? - Если совсем коротко: ужас. - А может, просто вы впечатлительный такой. Завтра утром встанете, солнышко выглянет, все в другом свете покажется? - Ну, вот, вы еще посмейтесь надо мной, матушка. Хотя!.. Наверное, заслужил. Ладно, пойду. Кое-что еще сделать надо. - Подождите, Арсений Васильевич. Смеяться не собиралась. Кое-что хочу вам сказать. Но сначала спрошу. Вы тому юному созданию лекцию не передумали читать? Покровский горько усмехнулся: - Я теперь никому лекций читать не буду, а уж тем более тому созданию. - Вы удивитесь, но мне хочется поздравить вас. - Меня? Вы шутите, наверное. - Ничуть. Там, где я жила был старенький доктор, чудный человек. Он с моим отцом дружил. Так он любил говорить: лечение начинается тогда, когда поставлен правильный диагноз. Вы его сами поставили себе. Теперь, как говорится, с Богом! Но не унывайте. Враг только этого и ждет от вас. Затем монахиня перекрестила Покровского и вышла из кельи. Впервые за несколько дней он остался один. *** А через два дня был написан рассказ «Операция на сердце». Впрочем, сам Покровский никогда не будет считать «Операцию» просто рассказом. Скорее, своей благодарностью – Богу, врачам, родителям… И незнакомой девушке Тане. *** Операция на сердце. Ах, как мы самонадеянны в молодости! А ещё ленивы. Впрочем, зачем я употребляю множественное число? Не лучше ли все эти упрёки обратить к себе? Мог ли я предположить, что пройдёт время - и сотрутся из памяти имена, фамилии, зыбкими станут лица... Словно держал в руках ожерелье, беспечно играл им, пока камешки послушно скользили по нитке. Вдруг оборвалась нитка, рассыпались камни по траве - и нет больше ожерелья... Пытаюсь восстановить его, ищу бусинки на земле, что-то находится, но большинство моих драгоценных камешков бесследно кануло... Но я продолжаю искать, воскрешая в памяти дни, лица, имена... — 111 —
|