|
- Послушай, не плачь… Я же не хотел тебя обидеть. - Ты правда считаешь, что я… - Нет, любишь, - не ожидавший такой реакции, Покровский был настолько взволнован, что даже не заметил этого «ты», - кто бы сомневался! Просто чаще всего в жизни так и бывает, тем, кого мы любим больше, нашим близким, от нас и достается. Принимаем их любовь, как должное… - Не то, Арсений. Ты ошибаешься. Почему-то люди думают, что у них столько времени… Вы здесь так любите спорить, столько много говорите… Вы только и делаете, что говорите, … красиво говорите, а дела ваши… Наташа говорила, Покровский слушал ее, не сводя глаз с этого удивительного лица. Теперь перед ним был не подросток, а человек, действительно – права Лена! – который был старше их всех и имел право так говорить. - Не знаю, почему выбрала Энск, не знаю, почему ты приехал сюда. Наверное, и для меня это очень важно. Не наверное, а важно. Поверь, я услышала тебя. Но и ты должен услышать… - Я тебя услышал, Наташенька… - Не меня, Арсений. Себя самого. Свой внутренний голос, хорошо, назови его голосом совести. Ты вот говорил о близких… Она вдруг замолчала. Смотрела на него и молчала. Покровский закрыл глаза и увидел отца. Совсем молодого. И себя, пятилетнего, с льняными волосами, сидящего с соседскими девчонками во дворе дома. Ведь уже тогда была в нем эта страсть – поразить, удивить… Он доказывает подружкам, что пластилин можно есть. Лепит из него морковку – и съедает. А вечером – температура, бред. «Арбуза хочу» - шепчет он, и папа бежит в десять часов вечера на улицу и – о чудо! – находит арбуз. Но маленький Арсений уже не хочет ничего – температура за сорок и он никого не узнает. А потом – все, конец. Сорок один, сорок два. Голова откидывается, и мама… Да, мама, как была в ночной рубашке мчится с сыном на руках в больницу, которая находилась совсем близко от дома. Врачи сказали, если бы на минуту позже… Впрочем, сколько раз ему так говорили… А вот отцу к пятидесяти. И – первая седина. И опять из-за него, непутевого сына. Не поступил первый раз в университет – и рванул на юг, в археологическую экспедицию. Денег хватило только на билет до Анапы. Заработанное пошло на билет в обратную сторону, оплату еды, точнее, завтраков. Но он был счастлив. Раскапывал днем древнегреческий город, а вечером, вернее ночью, плавал в море по лунной дорожке в сопровождении дельфинов. Как же назывался тот рыбацкий поселок, в котором жили рыбаки–греки? Точно, Джемете. А как звали ту девушку, он уже не помнит… Дома Арсений появился только через месяц. Родители уже подали во всесоюзный розыск. Он просто побоялся им позвонить. Смалодушничал. Как потом малодушничал много-много раз. Боялся обидеть, а обижал еще больнее. Не хотел ранить, а рана оказывалась еще глубже… Отец именно тогда и поседел… — 109 —
|