Мгновения вечности

Третья категория — ачарья. Ачарьями называли тех, кто только учил, но кто не был мастером. Они знали точно о чем говорили, но они не ссылались на свой авторитет. К ним можно отнести Папу Римского. Папа — ачарья, он говорит от имени Библии, а не от себя.

Четвертая категория — убадхья — тот, кто даже не уверен в том, что говорит. Час­тично он прав. Успенский написал книгу о Гурджиеве: «В поисках чудесного». Она еще называется: «Части непознанного учения». Он истинен, когда пишет об этом — только частичное учение, потому что Успенский смог понять его только частично, а частями он его не смог понять. И его тоже зовут учителем.

Пятая категория — это садху. Садху — это тот, кто ничего не достиг, и кто пытает­ся искренне достигнуть. Он может быть всего на один шаг впереди вас, но может вас учить. Он не может ни на что претендовать, он не может говорить точно, что это так.

Английский язык беден в этом смысле. В нем есть только два слова для учителей, особенно в религиозном смысле, но так и должно быть. Восточные языки бедны научными терминами, с нашей точки зрения наука относится к низшей категории.

• Куда вы можете отнести себя в этом списке пяти категорий?
• Я ариханта. Вы можете назвать меня суперучителем, потому что я говорю от се­бя, мне не нужно опираться на Иисуса, на Будду, на Кришну. То, что я говорю, я постиг на собственном опыте. Если бы я не знал этого, я не стал бы говорить.
• Хорошо, но как долго продлиться ваше безмолвие?
• Я буду продолжать.
• Хорошо, но до каких пор?
• Пока я не почувствую снова желания говорить. Я говорил уже столько, что мне кажется, я говорил со стенами. Это бесполезно.
• Так вы не можете сказать мне точную дату в будущем, когда вы начнете снова говорить?
• Я не могу ничего сказать даже до завтра.
• Был ли этап молчания, в каком-то смысле связан с вашим здоровьем?
• Нет, никоим образом. Я говорил об этом многие годы, что однажды, придет та­кой день, когда я перестану говорить, и буду общаться только на уровне тишины.
• Когда вы читали последний раз вашу лекцию?
• Вы упоминали эту дату.
• Хорошо, все, что я знаю, сообщалось о том, что вы перестанете говорить перво­го мая.
• Это был, должно быть, последний день, когда я говорил.
• С кем в таком случае вы общаетесь во время этого безмолвия, кроме вех со­бравшихся здесь?
• Сложно ответить, мало интеллекта и больше сердца...
• Мне бы хотелось узнать, с кем вы беседуете?
• Я ни с кем не беседую. Я просто сижу тихо и молюсь.
• Хорошо, но говорите ли вы хоть с кем-то во время вашего периода молчания?
• Ни с кем, но это молитвенное состояние заразительно.
• Вы говорите с Шилой?
• С Шилой я говорю каждый день. Это другой вопрос.
• Хорошо, вот что меня интересовало, с кем вы говорите вслух во время периода молчания?
• Только с Шилой, потому что она приносит мне известия, и что она не может решить, я ищу ответ и решаю, отвечаю ей. Ей приходится спрашивать у меня.
• В таком случае она — единственная, с кем вы говорите?
• Да.
• Вы понимаете, что много саньясинов в последнее время женились здесь в Оре­гоне?
• Я слышал.
• Вы поддерживаете эти браки?
• Нет, я не поддерживаю, и не мешаю. Это их дело, если они хотят выйти замуж или жениться, это полностью их дело...
• С вашей точки зрения, должны ли они выходить замуж или жениться с расчетом на то, что это на всю жизнь?
• Нет, я не считаю, что может быть что-то вечное в этом мире. Только лицемерие и нечто поддельное может быть на всю жизнь.
• Да, я понимаю, что в жизни каждого человека все меняется.
• Каждый меняется и все меняется. Сегодня одно, а завтра другое, нам кажется, что мы будем всю жизнь вместе, а завтра все может измениться.
• Но не должно ли быть преданности и клятв верности тогда, когда брак только начинается, в самом начале?
• Нет, я не считаю, что нужно давать клятву в верности, потому что клятвы выли­ваются в будущее рабство, а это разрушительные узы. Вы можете быть преданны­ми только в настоящее мгновение. И мы можем говорить только о настоящем мгновении, мы не можем загадывать наперед. Что принесет нам завтра, кто знает? Поэтому с моей точки зрения брак — это только рабочий союз. Если он сложился благоприятно, прекрасно, если он действует всю жизнь — прекрасно. Если он не действует, скажите ему до-свидания. Мне не кажется, что это нечто святое. Это просто институт, и рабочий союз, не стоит больше ни о чем беспокоиться. Кроме того за каждым браком стоит развод. Вы либо должны однажды стать лицемера­ми, улыбаться и говорить: дорогой, но не чувствовать этого в душе. Общество начнет вас осуждать, если вы разведетесь. Но брак несет в себе развод. Если вы не хотите разводиться, брак должен исчезнуть. Это должен быть рабочий союз, со­вместная практика. Два человека, которые хотят жить вместе, в совершенстве.

В декабре Иммиграционная служба отказала Раджнишу в возможности ос­таться в стране в качестве религиозного лидера. Были сделаны обращения еще по четырем другим категориям.