Мгновения вечности

Это ущелье они назвали Раджнишпурам (Место, где живет Раджниш), на­звать это место требовали определенные законы, которые относились к собст­венности на землю и строительства на ней.

Шила жила в центре при общине, который находился на расстоянии двух миль отсюда, и приходила с визитами к Раджнишу каждый вечер, чтобы задавать вопросы и передавать послания.

Я хранил молчание и жил в уединении, и я хотел, чтобы ко мне приходила только Шила каждый вечер на один час, причем только тогда, когда у нее было что-то не­отложное, что она не могла отложить. Она должна была говорить мне только о тех вещах, которые было совершенно необходимо обсудить со мной. Три с половиной года я жил полностью оторванный от мира, я не читал ни одной газеты, не прочи­тал ни одной книги, не смотрел телевизор, не слушал радио, я не имел ни малейше­го понятия относительно того, что происходит во внешнем мире, и чего там не происходит...

Раджниш выбрал новый символ для своего движения: две птицы, которые летят вместе.

Я выбрал символ для искателей, которые собрались вокруг меня — две птицы. Одна птица — мастер, а другая — ученик. Обе птицы одинаковы. Обе имеют одина­ковые крылья. Увидев, как летит мастер, ученик птица сразу понимает: «У меня такие же крылья, я ими не пользуюсь». Ученик пытается взлететь. Один или два раза ученик может упасть, но даже если он упадет, это даст ему первый проблеск, то, что сегодня только попытка взлететь, завтра может стать полетом. Нужно толь­ко немного дисциплинированности, немного подготовки, немного времени. Для того, чтобы прийти к этому, вы должны освободиться от страха.

Личная жизнь

В этих беседах Раджниш впервые говорит о своей ежедневной личной жизни.

Я могу говорить вечно о своем сне, мне это не доставляет никаких беспокойств.

Гудия знает, что я говорю во сне, только она не знает с кем. Только я знаю об этом. Бедная Гудия! Я говорю с ней, а она беспокоится и думает, почему я говорю, и с кем. Увы, она не понимает, что я говорю с ней. Она не она не понимает того, что я с ней говорю так. Сон — это естественное обезболивающее средство. Жизнь настолько трудна, и нужно каждую ночь спать несколько часов. Она беспокоится о том, сплю ли я на самом деле. Я могу понять ее беспокойства.

Более четверти столетия я не спал, Деварадж, не беспокойся об этом. Обычный сон... Я сплю больше, чем кто-либо еще в этом мире: три часа днем, и семь, во­семь, девять ночью, столько немногие могут себе позволить. В целом я сплю при­мерно двенадцать часов в сутки, но я пробужден во сне. Я вижу себя, когда сплю, иногда мне так одиноко ночью, и тогда я начинаю разговаривать с Гаудией. Но у нее много сложностей. Во-первых, когда я говорю с ней во сне, я говорю на хинди. Я не могу говорить на английском во сне. Никогда этого не случится, я бы говорил, если бы хотел. Иногда я пытался говорить на английском, у и меня это получилось, но это не приносило мне радости...