|
«Вчера вечером, — пишет Клод Руа, — я слушал, как в сгущающихся сумерках Вилар молчит под лампой... Его, который молчал, эту тишину и мечтательность, размышления дерева, растущего из земли, дыхание сменяющих друг друга мыслей... Да, именно в молчании, в некоей тишине соединились для меня Вилар поры дебюта и Вилар сегодняшний. Парадоксально, я знаю, определять актера и режиссера, который (прежде всего) говорит и заставляет говорить других, по его молчаливому затишью. Вилар — это еще и этот голос... подчиняющий себе, добивающийся своего, как говорят о человеке, умеющем держаться...» «На вид кажется, что этому Вилару тысяча лет. А ему тридцать, говорят газеты... Начинающий драматург, он строг, суров и уже «янсенист». «Сам Вилар был одновременно застенчивым, немного отстраненным и неловким. Но его рвение без важничанья, его неутомимая страсть к театральной работе тронули Дюллена...» «Холодный, спокойный, «дистанцирующийся» Жан Вилар. Я не считаю его ни таким спокойным, ни таким холодным, каким он старался быть; а что касается дистанции, которую он сохраняет, то это тоже предосторожность и дисциплина...» «Юный Вилар из колледжа святой Варвары и из «Ателье» был неразговорчив, потому что он был никем. Вилар Авиньона и Национального народного театра в Париже (T.N.P.) станет молчаливым потому, что он в высшей степени кто-то. Он держался в сторонке из застенчивости, гордости провинциала,'неловкости бедного молодого человека, неуверенности в себе. Он останется в стороне из соображений главенства, щепетильности руководителя, деликатности сильного... Случается, что он удивляет и что его считают ледяным. Обдуманная осторожность руководителя способствует развитию естественной осторожности и сдержанности человеческого характера. Некоторая природная шероховатость в отношениях и неловкость превратятся в ловкость крупного руководителя, который умеет держаться в стороне от случайных, второстепенных обстоятельств...» «Его заложенное природой поведение проявляется в медлительном размышлении, спокойном разматывании запутанных клубков, терпеливом смешивании, противопоставлении, «томлении под крышкой» всех «за» и «против», напрасных личных хлопотах. Потом резко и внезапно возникает ясное, непреклонное, очевидное решение. Ему достаточно быть самим собой, чтобы оставаться таинственным, потому что он изначально неясен; терпеливый, уверенный в том, что, в конце концов, инстинкт его не подведет, хотя, как и инстинкт, долго остается затуманенным,... Если бы ему захотелось передать свое волнение чем-то, кроме своего искусства, он оказался бы в большом затруднении. Его сила — не в экспансивности... В Виларе нет ничего ни от дрессировщика, ни от укротителя. Но окрылить кого-то и сделать это в мягкой форме, вдохновить на что-то — это да... Молчаливый, не очень возбудимый (и когда он внезапно начинает себя подстегивать, чтобы таковым стать, в этом проявляется, скорее, трогательная неловкость великих скромников, трудных интровертов), относящийся к людям по-братски, но не фамильярно, внимательный, но всегда остающийся чуть-чуть на расстоянии, Вилар не чувствует необходимости льстить своим актерам или заискивать перед ними, чтобы они ощутили, как он их уважает, ощутили свойственную ему суровую нежность понимания по отношению к товарищам... Он молчаливо спрашивает себя. Эти раздумья, которые продвигаются впе- — 41 —
|