Биология просветления

Хислоп: Так вы никогда не чувствуете, что вы – тело?

У. Г.: Я никогда ничего не чувствую.

Барри: Что это было, что вы только что объясняли?

Суббарао: Он никогда не чувствовал себя телом.

У. Г.: Понимаете, когда я смотрю на это, возможно, вы спрашиваете: «Что это такое?» Ладно, это – объект. Я смотрю на него и потом его забываю. Потом опять я интересуюсь: на что я смотрю? Для меня нет никакой необходимости когда бы то ни было это называть, будь это мое или чье‑то еще. Если кто‑то спрашивает, я отвечаю; в ином случае я не знаю, что это за вопрос. Они говорят – это твоя рука, или ее рука, или чья‑то еще, или стул. В чем разница? Это два разных цвета, две разные формы. Я могу многие часы смотреть на эти вещи, не зная, что они такое.

Хислоп: Так вы говорите, что здесь нет никакого узнавания, никакого действия памяти?

У. Г.: У нас была эта проблема. Когда я начинал делать асаны йоги с Дешикачари, я говорил: «Чье это тело, которое вы подвергаете всевозможным истязаниям? (смеется) Это не мое тело, это не ваше тело, так чье же оно? Это что‑то вроде одного туловища – тело без головы. Ладно, мы будем обращаться с телом как с чьим‑то еще. Давайте будем выполнять эту йогу». Он всегда смеялся надо мной. Я следовал его инструкциям буквально.

Спустя какое‑то время он сказал: «Я в первый раз заметил, что ваше тело двигается само по себе. Внутри нет индивида, который поворачивается, движется или стоит на голове. Оно функционирует самостоятельно».

Вот почему я говорю, что у тела есть собственный разум – у него есть собственный способ функционирования. Он никоим образом не связан с тем, чего я хочу или не хочу.

Так что, понимаете, они это описывают, но это не мое состояние. Возможно, это их состояние – я действительно не знаю. Я не называю их обманщиками – ни Дж. Кришнамурти, ни кого угодно еще. Они описывают не мое состояние, вот и все. Но то, что означают те слова (слова Шанкары, цитируемые Суббарао) – они используют похожие слова, – кажется более соответствующим моему состоянию, чем то, что описывают они. Это все, что я могу сказать.

Барри: Нам трудно понять смысл того, что вы говорите.

У. Г.: Случилось кое‑что еще. Иногда я отключаюсь. Перед тем как вы пришли, я отключался на шесть‑семь часов. Если во мне нет никакой надобности, я могу быть в том состоянии – не то чтобы я получал от этого удовольствие или что‑то. Приходит почтальон и говорит: «Письма», и я просто выхожу. В ином случае я могу оставаться в том состоянии многие дни. Не то чтобы я этого хотел или наслаждался этим, или все что угодно еще, но я могу продолжать. Если кто‑то приходит, я [с ним] разговариваю. Если никого нет, оно меня устраивает.